― Я не хочу давить или вынуждать тебя. ― на долю секунды оторвавшись от сладких уст проговаривает правитель Валахии, стягивая с себя ткань и оголяя рельефный торс, завораживающий прижатую к стене девушку, губы которой снова оказываются в его власти. От неё приятно пахнет орехами и вином, мёдом и яблоками, и эти ароматы, смешавшись воедино, дразнят мужчину, глухо стонущего от не менее уверенных движений Елизаветы.
Так сложно привыкнуть к этому имени, что его хочется выгравировать у себя на запястье.
Её имя ― на его запястье.
― Ты такой мужественный… ― невесомые касания влажных губ смещаются ближе к его уху, а спустя какое-то мгновение прикусывание мочки затягивает Влада в омут наслаждения, окончательно и бесповоротно. Ломающее изнутри чувство ненасытности, которое парень так старается подавить, берёт над ним верх, и подхватив дрожащее от любого прикосновения хрупкое тельце, на тонкой шее разливаются ядовито-фиолетовые пятна акварели, художественно растекающиеся по тонкой коже. Громкий вздох и тихое постанывание плещется в комнате, вытесняя гробовую тишину и отбиваясь от крепких каменных стен эхом, юрко пробираясь в два затуманенных подсознания.
― Такой сильный… ― резкие движения и тяжело вздымающиеся грудные клетки от перенапряжения, которое вырывает из их уст глухие, мелодичные и оборванные стоны, сопровождает пару до тех пор, пока сильные руки Владислава не разрывают одежду на дрожащем от волнения теле Елизаветы. Она поспешно скидывает обрывки ткани с постели, стараясь не нервничать и полностью довериться Владу, как это случилось не так давно, когда она решила сбежать из Империи.
― Прости. ― коротко отрезает мужчина, нависая над супругой и оставляя едва ощутимый поцелуй на ключице, заставив девушку прогнуться и вздрогнуть, прикрывая потемневшие глаза, ощутив, как трепещут ресницы и бабочки в животе. ― Ты так красива…
Уверенный голос супруга ласкает её ушки, обволакивая в сладкую, тягучую карамель, которую он норовит слизать кончиком языка, ощутив непередаваемый вкус, которым владеет только эта девушка. Не спеша, будто боясь навредить или испугать, Влад касается бархатной кожи грубыми пальцами, следуя от выступившей венки на шее до груди, обведя соски и проходя по плоскому животу, который так напрягался от обжигающе-холодных ощущений соприкосновения их кожи, в паху томно заныло. Не разрывая зрительного контакта, мужчина проводит шершавым языком по затвердевшему соску, и это движение втягивает Лале в тягостный омут эйфории, эхом отдающимся в паху. Липкий сок растекается по внутренней стороне её аккуратных бёдер, который пальцами размазывает мужчина, не отрываясь от долгих и мучительных ласк её груди, которые вырывают из её гортани тихие стоны, которыми он так наслаждается, лаская её тело, чувствуя, что она доверяет ему.
Горячий язык юрко обводит соски, нарочито медленно спускается вниз, оставляя на её животе мокрую дорожку, следом за которой спускается волна мурашек, когда шершавая плоть касается твердого клитора, из-за чего Лале выгибает спинку, подобно кошке, извивается в его руках, словно змея. Сильные руки смыкаются на талии, и чем жестче его пальцы впиваются в кожу, тем напористей движения языка внизу. Нутро ноет, просит воссоединения, слияния двух душ, ощущения крайней точки близости, чувства родственной души рядом.
― Влад… ― её тонкие пальцы зарываются в смолянистую шевелюру, накручивает прядки вокруг них, легонько оттягивает их у корней, чувствуя, как наслаждение и смущение смешались воедино, создавая невероятно чувственный коктейль, по ощущениям напоминающий сладостное удовлетворение и острую нехватку воздуха. Каждое движение языка отдаются громким стоном, пробирающимся в каждый уголок этой комнаты, в каждый его зазор, а оставляющие алые отметины пальцы ощущаются, как острые шипы, вонзающиеся в кожу и вкалывая дозу эндорфинов.
― Расслабься, милая. Я буду предельно нежен. ― тяжело шепчет Влад, оторвавшись от истекающего соками лона и приблизившись к её уху, чтобы она отчетливо слышала его просьбы, будучи одурманенной вожделением, ломающим её привычки и стандарты, ломая её саму. Меняя её натуру. Поспешно скинув остатки одежды, мужчина устраивается меж её ног, вновь переведя взгляд на её прикрытые глаза, которые распахнулись, стоило его лицу оказаться так близко. Губы в мизерных миллиметрах друг от друга, но никто не решается сделать первый шаг, будто струсив. Мужчина неуверенно проводит головкой члена по влажным половым губам, собирая смазку с них, дразня свою супругу, которая чувствует себя так, будто сейчас взорвется от переизбытка столь ярких эмоций, коих она не могла познать ранее. Во взгляде аметистовых глаз явно читается вопрос, готова ли она к этому. Хочет ли.
Кивок её головы и тонкие руки, обвивающие его шею и спину ― знак для него.