— Прекрати дерзить мне. Сейчас же.
Я умолкла, беззвучно потирая шею и пылающую щёку, на которой, казалось, сгорала моя кожа, уродливо облезая и обнажая кровавое мясо. Он поднялся и стал беспокойно расхаживать по комнате, читая мне морали и нотации, напоминая о том, что я нахожусь не в том статусе, чтобы пререкаться.
— Если бы ты родилась мужчиной, то имела бы право голоса. А так ты всего лишь… женщина. В вас нет ничего особенного кроме грудей, бёдер и смазливых лиц. Ум скуден, характер скверен и совершенное отсутствует сила. Ты всего лишь рабыня, Лале. Прислуга, которая должна меня ублажать и дарить наследников. Не более. Так что не зазнавайся и принимай то, что тебе дают.
На мгновение он умолк. Звон в ушах начал постепенно нарастать, барабанные перепонки грозились вот-вот лопнуть, а череп — треснуть пополам, расколовшись на две идеальные половины. Но, не взирая на мой затуманенный взгляд, Мехмед продолжил, окинув меня безразличным холодным взглядом, от которого по телу пробежал колючий озноб.
— Я не буду посещать тебя несколько дней, чтобы нас не заподозрили. Ты же не хочешь быть изгнанной с позором за то, что у тебя был контакт с мужчиной, верно?
Я помотала головой и почувствовала давящий в горле ком, а затем и жжение в очах, которое постепенно исчезало, превращаясь в крупные хрустальные капли в уголках глаз.
— Тогда будь умницей и посиди тихо, хатун. Постарайся не привлекать внимания. Ты очень меня расстроишь. Я не хочу быть с фавориткой, у которой нет ещё и языка.
Перед тем как постучать в дверь и скрыться за ней, Мехмед жалобно нахмурил брови.
Теперь я совсем не видела никакого выхода из ситуации, кроме как попытаться выждать момента и позвать на помощь. Но сколько его придётся ждать — загадка, которую я не в силах была решить. Я могла решить сотню сложных примеров арифметики, могла без трудностей переводить книги и писать трактаты, но эта задача была мне не под силу. Она оказалась слишком сложной, выхода из этого, казалось, не существовало вовсе.
Меня загнали в угол, как маленького испуганного зверька, за которым неустанно следит хищник, готовый вот-вот напасть и разодрать в клочья. И теперь маленький зверёк инстинктивно пытается разглядеть любую лазейку, чтобы не прочувствовать боль от вонзающихся в кожу клыков и раздирающих тело когтей.
***
Комнату поглотил мрак и свет больше не резал глаза. Только мерцающие свечи меня раздражали, хотелось швырнуть их через окно и окунуться в полнейшую тьму, моля о том, чтобы она унесла меня с собой на рассвете. Я сидела посреди кровати, скрестив ноги и полностью отдавшись ощущениям полного одиночества. Ночью за мной никто не следил, потому я была вольна делать то, что мне угодно. Могла спать, читать, рисовать или тупо просиживать время до самого утра, точно, как сейчас. Прошло два дня с того момента, как Мехмед посещал это место, но Султана Мурада и его янычар я так и не наблюдала за своим окном. Не наблюдала за любым окном в целом. Дозволено мне было выходить только в баню и иногда на первый этаж, где из интересного стояла только расписанная ваза и несколько картин, которые я уничтожила в порыве гнева.
Что-то неведомое рвалось наружу прямиком из моего сердца. Но я так и не могла понять, что именно. Практически каждую ночь я просиживала в такой позе по несколько часов, ища ответы на сотню вопросов в моей голове, пронзающих разум острым кинжалом. Казалось, я свыкалась со своим положением и уже не придавала особому значению своему заточению, но надежда на свободу всё ещё тлела в моей груди. Несколько слабых свечей догорели, и комната оказалась обителью тьмы, в которой властвовали только я и скопившаяся боль.
Моё внимание привлёк шум за окном и мне пришлось подняться и дать себе несколько секунд, чтобы резко помрачневший мир вновь обрёл свои краски. Хоть какие-то. Лунный свет, проникающий в комнату через решётку окна немного рассеивал тьму, хоть я и наловчилась уже ориентироваться в этом вечно замкнутом пространстве даже в самой непроглядной мгле. Наверное, я и без глаз могла бы найти здесь всё что угодно.