— Пыльца? Вы про бабочку?
— В этом мире подобие зовется так, — говорит, а я все больше восхищаюсь его внешностью.
Собралась с мыслями. Мне кажется он не прав в своем утверждении. Решила сумничать:
— У бабочек вообще-то крылья не от пыльцы красивые.
Замолкаю. Улыбается. Жду реакции. Мало ли разозлится на правду жизни. Молчит, заинтересованность читаю на этом шикарном лице. Голубые глаза его огромны и смущают меня донельзя. Но уж куда теперь стесняться, продолжаю:
— Это все чешуйки, они полностью покрывают крыло. От них отражается солнечный свет, и этим придается окрас.
Вижу удивление.
— Человечка знает о своем мире, это похвально, — говорит важным тоном, сразу хочется грудь выпятить от гордости. А он продолжает:
— Коснись крыла.
Звучит, как приказ. Трогаю синее оторванное крыло, протираю пальцем. Краска! Синяя краска! Или пыльца?! Поднимаю глаза на гиганта. Он смотрит снисходительно.
— А что еще человечка знает о существах подобных Духу Кселаны? — Произносит величественно.
— Духу Кселаны?
— Бабочкам моего мира, — уточняет с улыбкой. — Расскажи, человечка. Ты заинтересовала меня.
От таких слов будто крылья выросли. Детский невинный восторг, не иначе. На нем и понесло. Он же гость, хочется рассказать самое интересное. А еще знаниями похвастать и показать какая умница!
Начинаю рассказывать невпопад, кусками. Страх такой образовался, боюсь, что соберется он уйти, и рассказать не успею все, что хотела. Разочаруется еще! А так хочется его внимания! Такой большой, красивый, смотрит открыто, улыбается, будто я принцесса тут стою!
Чувствую, заикаться стала. Так… успокоилась, теперь по порядку.
Сперва, начала чуть ли не от зарождения жизни на Земле: про жизненный цикл бабочек, затем перешла к частностям и интересным фактам. Не забыла и мое любимое: о самой крупной ночной бабочке «Аттакус айтас», у которой размах крыльев достигает целых тридцати сантиметров! Ее даже с птицей путают. Верещу, показывая руками примерную величину.
Кивает, мол понял. Даже удивленный вид делает. Самому-то на ладошку эта бабочка. Млею и дальше тараторю о том, как некоторые бабочки преодолевают немыслимые расстояния. О вкусовых рецепторах у бабочек, что находятся на лапках, и поэтому, стоя на растении, те могут ощутить его вкус…
И так я проболтала, пока не поняла, что язык устал молоть, а инопланетянин уже перестал пылать интересом. Утомился?
Остановилась. Жду.
— Любишь красоту, но считаешь, что обделена, — говорит вдруг. — Но красота — это пыльца.
— Я уже поняла, — киваю, заладил про свою пыльцу.
Смотрю на две половинки синей бабочки. Положила до начала рассказа в сторонку. Там и лежит в травке.
— Человечка, найди листок, — приказывает, снимая перчатку.
В груди сердце бешено застучало. Без вопросов бегу к первой попавшейся ветке и срываю листок.
— Человечке не свойственна жадность? — Удивляется гигант за спиной. — Бери очень большой листок.
Лист лопуха что — ли?!
Нашла, самый крупный. В туалет захотел? Хихикнула про себя. Возвращаюсь. Смотрит на меня чарующе, глазами поедает. Иначе как-то. Уже не так высокомерно. Что-то в его взгляде изменилось кардинально. Теплее, роднее, ближе.
— Подставляй листок свой, человечка, — говорит мягко.
Как завороженная протягиваю лопух на ладошке. Он белую руку, что без перчатки, в кулак сжимает. И вдруг из кулака песок посыпался, блеском играя, будто серебряная стружка.
Горочка все больше и больше, ручке все тяжелее моей и тяжелее. На вид как сахарный песок тростниковый.
Остановился. Кивнул сам себе.
— Убирай пыльцу, человечка, — говорит с улыбкой. — Не переусердствуй.
Киваю, абсолютно ничего не понимая. Заворачиваю в кулек, просыпать жалко, будто алмазы в руках держу. Глаза мои горят, сердце замерло, что-то ценное дал. Важное, волшебное и из другого мира.