Кладовщик черканул убористым почерком на выдранном из блокнота клочке бумаги пару строф и вслух добавил от себя некоторый комментарий.
– Женщины, продающие цветы, насколько я смею себе заметить, всегда изысканы, привлекательны, ухожены, в общем, солнечно воздушно красивы. Вокруг их живо благоухают напыщенные цветы, витают в окружающей атмосфере приятные околдовывающие ароматы. Приятнее всего наблюдать за тем, как изящные тонкие женские пальчики завязывают лоскутную ленту на фольге слагаемого букета столь аккуратно, столь ласково, в общем, со всей возможной нежностью. Должно быть в это время цветы завидуют более совершенным созданиям, чем они, которые столь лестно ухаживают за медленно умирающими бутонами. – тут уголки его рта невольно поползли вверх. – Наверняка цветы надоедают тем прелестным особам хрупкого пола, и их кавалерам приходиться изрядно призадуматься об искушенном предмете ухаживания, о том каким новым дарением удивить столь обогащенную красотою женщину, живущую среди стольких невинно белых и страстно алых роз и других не менее райских цветов.
Эрнест, слушая словесные мысли детектива, ненавязчиво погрузился в потерянные терзаниями воспоминания.
– Вы, несомненно, правы, Эмма была для меня полубожественной дриадой. Она светлое чистое невинное создание. Стройная фигура ее напоминала стебель нераспустившейся розы, белокурые волосы ее лоснились лепестками раскрывшегося желтого тюльпана, и белоснежное матовое личико, словно оттиск белой лилии, внушало благоговейное подобострастие. Помню необычайно величавые глаза, не отставляющие равнодушным, они завораживали меня бездной первозданной красоты в вихре дум немыслимых сравнений. Когда я с наглым воздыханием засматривался на свою нимфу обожания, подобно ей я робко смущался, а она застенчиво отводила свои кроткие очи в сторону. Но разве могло ли быть иначе в обществе самозабвенно уникальной девушки? В которой не было и тени порока, ведь её ангельское естество всегда излучало безмятежное успокоительное тепло, потому-то я всегда наивно полагал, фатально думал, что она защищена от всякого непотребного зла, будто сами Небеса никогда не оставят свое благословенное дитя, а всяческие злодеи не покусятся на ее добродетельную жизнь. Но как я ошибался! Слепо упуская явственные намеки надвигающегося преступления, я глухо не замечал приближающийся грозовой недобрый штиль, те зарничные отзвуки поступающей потери отвергал моим самонадеянным всегдашним фанфаронством, почитая те предвкушения за вздорные маловажные галлюцинации. Опьяненный каждодневным безмерным счастьем, я малодушно оправдывал каждый злосчастный знак скорого свершения непоправимой трагедии в моей жизни.
Эрнест окончил свой душевный пленительный сказ, а детектив тем временем явно увлекся его поэтическими интенциями, ведь любовные сентенции его всегда завораживали неподдельной искренностью и шумливой сердечностью.
– Что именно произошло? – заинтересовавшись пуще прежнего, вопросил Чарльз Одри, позабыв на время о своем удушливом унынии.
– Ее похитили. – лаконично просто со вздохом отчаяния ответил Эрнест. – Мою любимую Эмму злостным обманом завлекли в пропасть неизвестности и безвестности. – юноша судорожно нервически начал переминаться с ноги на ногу.