Парень, который говорил с Николаем, почти падает на стол – лезвие ножа, проткнув ладонь, пригвоздило его к месту. Еще один – с прижатым к затылку дулом пистолета – стоит на коленях перед Сашей.
— Твою мать! Ты должен мне денег! — рычит Николай, на этот раз по-русски, прямо в лицо своему собеседнику. — И ты только подлил масла в огонь, решив еще больше оскорбить меня попыткой убить, — по-прежнему не вынимая изо рта леденец, он наклоняется над столом и давит на рукоять ножа. Мужчина стискивает зубы, сдерживая стон. — Это большая ошибка, мой друг, — Николай качает головой, а потом кивает Саше. Звук выстрела оглушает, и на моих глазах стоявший на коленях парень валится вперед с дырой в затылке.
— Я не люблю предателей, — спокойно говорит Николай и, выдернув клинок из руки своего собеседника, перерезает ему горло. На лицо и на грудь мне падают теплые брызги крови, и мужчина со вскрытым горлом падает лицом в стол. По столешнице расплывается красная лужа и постепенно, ровной струйкой стекает на пол.
Вот для чего нас готовили.
Уничтожать.
Нести смерть.
***
Николай въезжает на территорию базы и останавливается у главного здания, но двигатель не глушит. Саша выходит, и я тоже открываю дверь, собираясь последовать за ним, но меня останавливает Николай.
— Голубка, — он поворачивается ко мне с переднего сиденья и улыбается. — Я очень горжусь тобой. Теперь ты готова к следующему этапу обучения.
Я морщу лоб, но по-прежнему молчу.
— Ты станешь великой. Даже твое имя будет внушать страх. Произнесенное вслух, оно будет подобно шепоту самой смерти, — с каким-то благоговейным придыханием говорит Николай.
В душу закрадывается какое-то неприятное предчувствие, но я гоню его прочь.
— Будет нелегко, но ты должна вытерпеть. Ты должна выжить. Стань сильной, голубка. Прими от меня этот дар.
— Принимаю, — тихо отвечаю я и выхожу из машины.
Конвойный отводит нас назад, в учебное крыло. В мозгу, словно на неисправном кинопроекторе, бесконечно мелькает один и тот же кадр. Мой выстрел. Лицо того мужчины. Никакие видеофильмы не способны подготовить к этому. Когда мы входим, спальня общежития пуста. Саша молча сбрасывает экипировку и идет в душ. А я… Мне нужно побыть одной. Между моей кроватью и стеной примерно полуметровый зазор. Я втискиваюсь туда, забиваюсь в угол и подтягиваю колени к груди. Тыльная сторона моих рук покрыта кровью – красные брызги рассыпаны по коже, словно роса. Я думала, что готова, но смерть в реальности оказалась ужасно далека от моих представлений о ней. Мне казалось, что я просто нажму на курок, и что это ничем не будет отличаться от стрельбы по металлическим макетам в тире. Я даже не подозревала, что буду чувствовать при этом. Наверное, просто никогда об этом не задумывалась. В экстремальной ситуации, осознав, что тот человек может убить Николая, я отреагировала, как смогла. И этому нет разумного объяснения. Но ровно через секунду после нажатия на курок мозг начал лихорадочно анализировать случившееся. Ничто не могло подготовить меня к крови, к угасанию жизненного света в его глазах, к оглушительному звуку выстрела, ознаменовавшего финал его существования. Во всем этом было что-то унизительно жестокое, напоминающее о том, насколько хрупка на самом деле человеческая жизнь. Это было ужасно, но еще более тревожил тот факт, что, лишив жизни человека, я испытала странное возбуждение. Никогда еще я не чувствовала себя столь могущественной. Столь сильной. Интересно. Что подумала бы Анна обо мне нынешней? Увидела бы меня сильным человеком? Или чудовищем?
За восемнадцать месяцев я стала совершенно другой. Моя жизнь в принципе никогда не была похожа на увеселительную прогулку. Самым большим ужасом я считала голод и жестокое обращение, и они были постоянными составляющими моего существования. Мне казалось, что сама жизнь – это борьба добра со злом. Наивная девочка. В этой жизни нет места добру. Только выживание. Только сила. Только то, что необходимо. В мире, где я живу, быть человеком – само по себе уже слабость, и сейчас я чувствую себя на грани того, чтобы потерять остатки собственной человечности. Мое решение стать убийцей похоже на прыжок в пропасть. Как будто я разбегаюсь, прыгаю, но, в последний момент, передумав, цепляюсь за маленький выступ – за то главное, что делает человека человеком. Но зачем? Разве эта человечность что-то дала мне? Тогда почему я чувствую себя такой виноватой?
— Уна.
Голос Алекса выводит меня из ступора, и я поднимаю глаза. Он стоит, упершись руками в каркас кровати, и внимательно смотрит на меня. У меня нет сил даже ответить на его взгляд. Алекс, несмотря на все, что ему довелось повидать, до сих пор умудряется оставаться хорошим человеком. Он улыбается, даже когда на это, казалось бы, не должно быть сил. Он смеется, когда любой другой заплакал бы. Возможно, его дух тоже сломлен. А может, ему просто совершенно безразлично все то, что, по идее, должно оказывать воздействие на человеческую психику. Или, может, находясь здесь, ему каким-то чудом удается оставаться человеком. Возможно, он просто сильнее нас всех.