По-настоящему не любят.
На костёр, может, и не сошлют, но на телевидении или в журнале, на радио или по интернету высмеют так, что не захочешь из дома показываться.
Можно, конечно было бы колдовать по-тихому, и я вам так скажу по секрету: иногда я так и делаю, правда всё моё колдовство сводится к мелочам вроде помыть посуду — терпеть не могу это занятие, наколдовать туалетную бумагу или убрать крошки со стола — но на большее поднять магию я не рискую.
Время ползло хуже, чем на скучных лекциях в универе — учиться я не слишком любила. Я сидела за столом, попивала кофе, ждала звонка. Ждала звонка, а дождалась начальства.
Лично.
Толстый и седеющий Пётр Валерьевич пару раз кашлянул, будто чем-то подавился, и произнёс:
— Дорогая моя Юлечка, вы очень ценный сотрудник, но понимаете…
Обычно после такой фразы во многих книгах рушился мир героини. Я перепугалась, что начальник сейчас решит мне урезать зарплату, а мы с Гришей хотели слетать в тёплые страны. Захочет лишить выходного или даже отпуска. На всякий случай помолилась — креститься-то нам ведьмам не положено, а молиться про себя пожалуйста. Затаила дыхание.
— Вы у нас самая молодая, неопытная, а трат наша фирма терпит много и надо кого-то сократить, понимаете?
Я понимала, но дышала надеждой.
— Простите, Юлечка, но мы выбрали вас.
Уронила чашку с кофе на клавиатуру компьютера. Сначала представила как дракон даёт команду своей бригаде, а затем, как ярким пламенем горит лысина Петра Валерьевича.
Медленно поднялась, вдохнула-выдохнула.
Опустила взгляд на клавиатуру.
К счастью, денег с меня не потребовали, просто помогли дойти до двери, по дороге награждая комплиментами какая я умная, замечательная, красивая и, уверяя в том, что я достойна лучшей работы в коллективе сверстников. Пожелали удачи — громко так, дружно, — и захлопнули дверь чуть ли не перед самым носом.
В эту минуту, стоя на улице мне очень хотелось наплевать на запрет и поколдовать: вызвать у начальника несварение, метеоризм, икоту или хотя бы превратить в жирного порося. Лучше страдающего прыщами. И с одной ногой.
Нет.
С двумя. Левыми.
Но… нельзя.
Снова улыбнулась. Теперь отражению в витрине магазина.
Вытащила из сумочки батончик «Милки Вей» — как чувствовала, купила по дороге на работу — и, бодро пританцовывая под музыку в наушниках, пошла навстречу лучшей жизни.
Иду я такая «аля мне всё по барабану»: платье в горошек разлетается, мои светлые волосы разлетаются и мысли мои разлетаются, потому что не знаю, как сообщить жениху, что лишилась работы. И надо же прямо перед свадьбой! Вспомнила о своём платье цвета шампанского, с кружевным верхом, пышной юбкой, как у принцессы, с кремовыми узорами и полупрозрачной талией… и закрыла глаза, представляя, как иду по ЗАГСу…
— Смотри, куда идёшь!
Я врезалась в твёрдое, пахнущее дорогим парфюмом, приоткрыла правый глаз и увидела очень красивого мужчину в костюме, при галстуке, с планшетом в руках.
— Смотри, куда идёшь! — повторил он и… оттолкнул меня.
А я в своих туфлях на шпильках и со своим весом в 40 кг не удержала равновесия и полетела прямо в лужу.
Мужчина стоит, ржёт, я — злюсь.
А дальше красавчик, не предлагая мне помощи, прошёл мимо, уткнулся в планшет и так и шёл, удаляясь-удаляясь, пока я пыталась подняться, обнаружив, что умудрилась сломать каблук.
Никогда больше не куплю обувь на распродаже у татарина, притворяющегося арабом, говорящего на чистом таджикском.
Но ведь это простое невезение. Или?..
А дальше был отвратительно несъедобный суп Гришиной мамы: такой полезный, что хоть белые тапочки покупай; её раздражающая болтовня о нашей скорой свадьбе: мол рано мы в ЗАГС бежим — ага, рано, вместе уже пять лет как… И ожидание Гриши с параллельным придумыванием и продумыванием плана, как рассказать о внезапном увольнении.
Злость я выместила на туфлях.
Гриша пришёл с работы и отреагировал на мою новость спокойно. Почему мои туфли торчат из мусорки не спросил. Я чуть было не обиделась! Но… до свадьбы оставался всего один день. Так что я сбегала в магазин, купила себе большое пирожное, отстояв нереально длинную очередь и, насладившись ударной дозой глюкозы, завалилась спать, уверенная в том, что завтра всё будет намного лучше, чем сегодня.
Завалилась одна.
Гриша помогал маме, массировал ей ступни, спину — устала, пока мыла пол за «твою ужасную Юлечку»; долго выслушивал нудные жалобы о моём неуважении, а потом пересказ какого-то сериала, потому что «Юлечка даже не поинтересовалась, что смотрит её без пяти минут мама», а Гришиной маме необходимо было высказать свои впечатления. Как же без этого…
Ещё какое-то время обсуждали аэробику: свекровь заинтересовалась ещё и пилатесом. Гриша просил вспомнить случай со шкафом, забыть о пилатесе и быть осторожной с аэробикой. Мать затыкала ему рот новой порцией жалоб, виня его в том, что он винил её в большом возрасте.