— Я не лгал тебе и не…
— Какое жалкое бормотание! Ты же так крут. Подобное поведение рушит твой образ крутого парня. Ты не мужчина, — покачала головой Элина, став смелой как никогда в жизни, — ты просто тряпка. Тряпка, которая готова скинуть свою грязь на других людей, потому что ей страшно валяться в ней одной.
— Да о чем ты говоришь?! И перестань меня оскорблять!
Элина закашлялась, желая рассмеяться. Совсем устала. Усталость ощущалась стальными тросами, что вот-вот отпустят груз весом в миллионы тонн.
— Отнеси это письмо в полицию. Ничего страшного! —кривлялась она так, что прохожие молчаливо крутили пальцем у виска. — Знаешь, я испытываю идиосинкразию к твоему вранью.
Он скривился, явно ее не поняв.
— Не понял меня, да? Я не удивлена. Книги-то ты явно не читаешь. Таким придуркам, как ты, книги не нужны. На вас с рождения стоит крест; книги вам не помогут стать людьми.
— Ты сама это сделала, — его тон в миг стал ледяным; осколки льда резали ее кожу. — Это был твой выбор. Никто тебя не пинал в сторону полицейского участка.
— Ну да, конечно, мой выбор! — крикнула она, вспоминая Стрельцову. — И сейчас это тоже мой выбор, — со всей дури влепила ему пощечину, чувствуя, как горит ладонь.
Впервые она сделала нечто подобное…. Впервые. Не описать словами, какая легкость разлилась во всем теле. Словно бы с этой пощечиной она отправила в прожорливую пустоту вселенной весь скопившийся негатив.
— Дура чокнутая! Голову сначала вылечи! — орал ей вслед он, но разве его истеричные крики имели значение?
Она двигалась уверенно, шаг в шаг с облаками, которые точно знали, что они делают и зачем. Элина теперь тоже знала. У нее есть дом. Муж. Она должна быть там, с ним. Может, ребенок их объединит? Нужно предложить ему. Да, ребенок навсегда свяжет их. И тогда она точно всегда будет возвращаться домой. Всегда.
По пути к якобы дому (она с таким рвением убеждала себя, что дом у нее есть!) ей попалась скамейка. Сил нести это мертвое тело не было, поэтому она позволила себе небольшую передышку.
— Почему же ощущение такое, будто я смертница? — бурчала себе под нос Элина, срывая росшие у бордюра цветочки.