Его доводы казались мне неубедительными, и я обиженно отвела взгляд.
— Это всего лишь лукум, — не сдавался он. — Хочешь, я прикажу, чтобы во всём дворце его подавали только тебе? — спросил он, обнимая меня за талию и притягивая ближе.
Я почти прикасалась к нему грудью и ощущала тепло его дыхания на своей коже.
— Хочу, чтобы ты угощал им только меня, — поставила условие. — А остальные могут есть этот лукум в одиночестве.
Он улыбнулся и легонько коснулся губами моего лба.
— Хочешь, чтобы я уделял внимание только тебе? — спросил он полушёпотом и продолжил осыпать моё лицо поцелуями.
Я кивнула и с замиранием ждала ответа.
— Но я и так, кроме тебя, больше никого не вижу. Ты ослепила меня, Мелек. Околдовала. И нет мне покоя, — шептал он. — И днём, и ночью думаю только о тебе. Я не мог дождаться вечера, потому пришёл в гарем утром.
— Правда? — спросила я, ощущая, как вместо обиды мною овладевает нежность.
— Чистая правда, — подтвердил он. — Клянусь всем лукумом мира, — добавил он смеясь. — Скажи мне, о прекрасная Мелек, ждёшь ли ты вечера с таким же трепетом, как и я?
Мне было и стыдно, и страшно произнести это вслух, поэтому я вновь ответила едва заметным кивком.
— Тогда эта ночь будет только нашей, — пообещал он.
— А следующая? — спросила, лукаво улыбаясь.
— И следующая. И все, что после.
Он оставил меня в сладостном предвкушении. Ни злые взгляды, ни колкости других наложниц не смогли испортить этот день.
Глава 6
Я с нетерпением ждала вечера и с радостью позволила служанкам ухаживать за моей кожей и завивать волосы.
Когда дворец наконец погрузился в сумерки, вместо откровенного платья мне принесли шёлковый халат и накинули его на голое тело. Ощущать прикосновения холодной и гладкой ткани было одновременно стыдно и волнительно. По телу пробежала томительная дрожь.
К падишаху меня вела пожилая наставница. На этот раз её лицо уже не было таким суровым — видимо, моё взволнованное состояние заставило её смягчиться.
Вместо того чтобы углубиться во дворец, наставница вывела меня из гарема в сад и направилась к купальне.
— Его величество велел завязать тебе глаза, — сказала она, когда мы остановились у колышущихся на ветру штор, закрывающих вход в купальную.
Хотя мне и было боязно соглашаться на подобное, я послушно прикрыла глаза и позволила надеть на себя повязку. Моё сердце забилось чаще, все ощущения обострились. Я чувствовала каждым сантиметром своего тела, как тонкая ткань скользит по коже во время движения, колышется и открывает самые потаённые места лёгкому южному ветру.
Наставница вела меня под руку, и я надеялась, что она не чувствует моей дрожи.
— Ангел мой, — услышала я голос Селима.
Приподняла ладонь, желая коснуться его. Но вместо объятий он подхватил меня на руки и уложил на что-то мягкое, напоминающее небольшие подушки. Когда шаги наставницы стихли, я попросила:
— Сними с меня повязку, Селим. Я хочу видеть тебя.
— Потерпи, мой ангел, — ответил он, нежно гладя меня по щеке.
Во мне боролись два чувства: страх оказаться беспомощной и лишающее здравомыслия влечение. Я не понимала, какое из них было сильнее. Стоило ли мне так легкомысленно вверять себя другому человеку? Буду ли я жалеть, если оттолкну его сейчас?
Пока я замерла в нерешительности, Селим, покрывая мою шею поцелуями, потянул завязки моего халата, распахивая его и осторожно снимая. Я лежала перед ним беззащитная и нагая и даже не видела его лица.
— Не бойся, моя Мелек, — прошептал он, проводя пальцем по моим губам.
После его прикосновения на них осталось что-то тягучее. Я коснулась губ языком и ощутила вкус сладкого и ароматного мёда.