– Как тебе ощущения от катания в лодке? – спрашиваю я, чтобы отвлечься от угрызений совести. – Лучше, чем в автобусе?
– Определенно.
– Оцени свои ощущения по десятибалльной шкале.
Марк неожиданно рассмеялся. Так тепло, что у меня невольно сердце быстрее застучало.
– Рита, хватит уже меня смешить.
– Да я не то чтобы очень стараюсь. Тогда давай сравним с шахматами. Что лучше, катание на лодке или шахматы?
– Тут многое зависит от компании. Если, например, взять очень хорошего шахматиста, то я гораздо больше удовольствия получил от игры с ним в шахматы, нежели катания в лодке.
– Ха! А если этот супер-крутой шахматист – красивая девушка?
– Как я и сказал, многое зависит от условий и контекста.
– А со мной тебе интереснее в лодке кататься или в шахматы играть?
– Если ты рядом, не так важно, что мы делаем, мне все равно это нравится.
Щеки. Мои щеки предательски краснеют. Ну зачем он так сказал? Я же очень впечатлительная натура. Хоть в воду ныряй, чтобы охладиться. И главное, с лодки даже никуда особо не сбежишь.
Меня спас телефонный звонок. Марку кто-то позвонил. Шеф ответил звонившему, что сегодня приедет на работу позже, потом начал что-то объяснять, какие-то деловые моменты, малопонятные мне слова и фразы, так что я быстро потеряла интерес. Пересела так, чтобы рукой дотянуться до воды. Подставила лицо небу. Шикарный у меня рабочий день. Всем бы так. Почти все время катания на лодке Марк проговорил по телефону, причем с Богданом. Суворова-старшего поблизости нет, но он все равно умудряется портить хороший день.
Лодка причалила к берегу, Марк помог мне выбраться, а потом ушел разговаривать по телефону дальше, сев на первую попавшуюся скамейку. Заскучала. Поглядела на окруживших скамейку голодных голубей, оставила Марка, который, кажется, и не заметил, что я куда-то ушла, а вернулась уже с двумя пачками пшена.
Ну и началось. Минуты не прошло, как возле скамейки оказалась огромная стая голубей. С детства любила это действо. Неожиданно тихо. Взглянула на Марка, а он убрал телефон и внимательно наблюдает за птицами.
– На, – протягиваю шефу вторую пачку пшена. – Это, с натяжкой, экскурсия на птицеферму.
Марк берет пачку не сразу. Все еще задумчиво смотрит на птиц, но потом все же тоже бросает им горсть. У пернатых ажиотаж.
– Эй, ты чего такой задумчивый? – весело спрашиваю я, тихонько подбрасывая зерно подальше от основной кучи, грустному одноногому голубю, не решающемуся вступать в битву за пропитание.
– Я ведь сегодня и голубей кормлю впервые.
– Ого, а с этим-то что не так?
– Мама считала, что не стоит близко контактировать с грязными уличными птицами. Называла их крылатыми крысами и разносчиками заразы.
– Ну, знаешь, доля истины в этом, конечно, есть, но… я уже боюсь твою маму. – Один бесстрашный голубь бело-ржавой расцветки взлетел и сел на скамейку прямо возле меня. Протянула к нему ладонь, наполненную пшеном. Клюет. Что называется, почувствуй себя волшебной принцессой. Танцевать только не буду. – Марк, хочешь, дай ему тоже пшена.
Шеф послушно и очень осторожно протягивает ладонь к птице, но белый не успевает отреагировать. К нам подлетают еще два голубя, драка, и один садится к Марку на руку и жадно клюет пшено.
– Ты только руки потом не забудь помыть, – весело говорю я. – А то мало ли.
«Мало ли» случилось почти тут же. Голубь опорочил рукав рубашки Марки пометом.
– Ой. Повезло тебе, Марк. Хорошая примета, – еле выговариваю я, давясь беззвучным смехом. Надеюсь, никогда не доведется встретиться с мамой Марка. Она меня возненавидит.
Спешно разгоняю голубей и достаю влажные салфетки из сумочки. Голуби всей своей огромной суетливой бандой взметнулись ввысь. Положив руку Марка себе не на колени, провожу реанимационные мероприятия с рубашкой.
– Ты теперь эту рубашку на все важные переговоры надевай, – все еще иногда подхохатывая, говорю я. – Она счастливая, ага. О, все. Чисто! Как будто ничего и не было. Знаешь, я, наверное, пойду уже к тебе. Работать. А то меня совесть мучает. Обед уже надо готовить.
– Идем. – Марк поднимается и берет меня под руку.
– Тебе разве не надо на работу?