Моя рука дрожит, когда я набираю пятизначный код, который Митч, медсестра, которая может петь, но не может танцевать, дала мне, когда сказала, пойти и принести себе чертово одеяло со стойки снабжения на третьем этаже; я долго отказывалась ходить после того, как меня приняли, и её жестокость из милосердия, вкупе с замораживанием задницы в моей комнате ночью, были единственными вещами, которые заставили меня двигаться.
Семь... три... восемь... ноль... ноль…
Я так близка к тому, чтобы ударить кулаком по воздуху, когда маленький зеленый огонек в верхней части клавиатуры щелкает, и из замка доносится жужжащий механический звук. Сработало, черт возьми. Протоколы безопасности больницы должны быть намного жестче. Коды доступа должны регулярно меняться или, по крайней мере, варьироваться от одной секции здания к другой. Но я не жалуюсь.
Торопливо пропуская Холлидей через дверь, я следую за ней, стараясь придать своему лицу спокойное выражение. Если бы кто-то действительно обратил на это внимание, они могли бы спросить, почему две девочки-подростка, одетые в форму болельщиц, позволили себе войти в запретную зону, но никто, черт возьми, не пикнул.
Психиатрическое отделение отличается от других отделений, в которых я бывала в больнице. Во-первых, здесь нет ни одного отсека с занавесками вокруг них, задернутыми для уединения. Мы оказываемся в длинном, широком коридоре с бледно-голубыми стенами. По обеим сторонам коридора расположены двери с прикрепленными к стенам маленькими белыми дощечками, на которых подробно представлена информация о пациентах и статистика, а также вся необходимая информация о лекарствах.
Запах хлорки, подавляющий все остальное, здесь отсутствует. Плюшевый, толстый кремовый ковер под ногами создает ощущение, что мы идем по коридору пятизвездочного отеля, а не по отделению психической помощи государственной больницы.
— Должна признать, здесь намного лучше, чем я себе представляла, зная, куда мы направляемся, — бормочу себе под нос. — Боже, они здесь ставят фоновую музыку?
Холлидей пискнула, чуть не врезавшись мне в спину в попытке держаться поближе.
— Папа всегда говорил, что фоновая музыка создана для того, чтобы сводить людей с ума, — говорит она.
Я вынуждена согласиться. Нежные звенящие фортепианные ноты на мой вкус слишком снисходительны. Я бы, наверное, подожгла это место и сожгла его дотла, если бы мне пришлось слушать эту чушь весь день напролет.
— Давай. Она там, дальше, — говорит Холлидей, бросаясь дальше по коридору.
— Я думала, тебе запретили здесь появляться.
— На прошлой неделе мне разрешили посидеть с ней полчаса. Зен очень разволновалась, когда я заговорила о школе, и они выгнали меня. Вот тогда-то ее мама и сказала, чтобы я некоторое время не возвращалась.
Мы доходим до самого конца коридора, и Хэл останавливается перед последней дверью справа. Конечно же, на белой доске рядом с дверью написано имя Зен, вместе с несколькими звездами и улыбающимися лицами, которые, вероятно, должны были сделать все это каким-то образом менее страшным.
Риск самоповреждения.
Периодические истерики.
Кататонические интервалы.