— Гулять так гулять…
Время полетело. Разговоры становились горячее, выражения смачнее, состояние пьянее. Без девочек они продержались два часа, а потом уже не разбирали, кто и когда к ним подсаживался, сколько раз каждый из них выходил в темноту уборных комнат, чтобы справить нужду, а заодно и удовлетворить мужскую похоть. Это был уже не спринт, а самый настоящий марафон с передачей эстафетной девочки. Очнулся Гоша, как обычно, в середине следующего дня у себя дома, лёжа поперёк кровати, от телефонного звонка.
— М-да, — бессвязно ответил он по громкой связи. Телефон лежал рядом, потому что из рук он вываливался. Палец кое-как справлялся с задачей провести по экрану. — Сплю. Немного пьян. Завтра как стёклышко…
Короткие гудки Гоша уже не слышал. Он снова провалился в сон и проснулся к вечеру от давящего желания пообщаться с унитазом. С чувством полного унижения он добрался до белого друга и рухнул перед ним на колени, обняв как любимую женщину, чтобы поведать о том, что «нет повести печальнее на свете», чем мысль о нелюбви и туалете. Унитаз пах розами и слепил глаза чистотой. Гоше было перед ним жутко стыдно, не то что желудку, который загрязнял стерильные воды с должным усердием. Голова вальсировала на раз-два-три.
— Умираю, — невнятно пробормотал Гоша, ощущая разбухший язык, мешавший говорить.
Хозяин квартиры прополз на четвереньках до джакузи и перевернулся в купель. Дрожащая рука пустила воду. В комнате надрывался от звонков телефон, но его никто не слышал. Гоша пытался выжить. Больше часа он провёл в метаниях между ванной и туалетом, заливая пол водой до тех пор, пока рвота не сменилась икотой. Голова раскалывалась, как спелый арбуз, с треском. Спустя ещё два часа мужчина уже мог сидеть на кухне, прижав клацающие зубы к чашке с кофе. Мозг молчал. День рождения удался. К ночи Гоша спокойно передвигался, вылизывая квартиру. Он ненавидел грязь и беспорядок, убирался всегда сам, не признавая помощниц по хозяйству. Может, мужчина не сильно разбирался в устройстве автомобиля, предпочитая, чтобы о нём заботились профессионалы, но себя обслужить всегда мог. Гоша не только изумительно убирался в квартире, но ещё и прекрасно гладил рубашки, а кроме того сносно готовил. Все эти качества помогали избегать появления чужих людей на личной территории.
— Что у нас хорошего? — спросил он ноутбук, уютно устроившись за рабочим компьютерным столом, после уборки. Привычка просматривать ленту новостей закрепилась со студенческих лет. — Оу, Лёля…
Лицо продюсера мелькнуло в кадре с открытия очередного музыкального хаоса. За пару лет жизни вдали от родины Сопельский раздобрел и теперь, чтобы подбежать к нему с камерой, приходилось изрядно постараться. Злобный взгляд из-под подпалённых солнцем белёсых бровей заставил оператора отпрянуть, а корреспондента — засунуть микрофон в подмышку. Спутница продюсера ничем не напоминала Анаконду. Вместо сексапильной брюнетки его сопровождала тощая, бесформенная дылда с волосами цвета платины.
— Не, это точно не та конфетка. Это какой-то леденец на палочке, — фыркнул Гоша и пробежал глазами новость по диагонали. — Ну и разожрался ты, Лёля…
В подсознании проскочила ланью мысль о подвохе и тут же исчезла. Палец прокрутил колёсико мышки, листая новости. От скуки Гоша выключил ноутбук, скинул халат и завалился в кровать, застеленную свежим бельём. Утром его ждал разговор с шефом. Поскольку в подсознании всё же угнездилось фиаско, в сон лезли брюнетка со змейкой на ноге, Лёля и редактор. Вместе с ними Гоша всю ночь куролесил в баре, а к утру проснулся в состоянии похмелья. Старые дрожжи ещё бушевали в голове. Идти на работу не хотелось. Невыполненное задание, день прогула, пропитанный алкопарами мозг и полное отсутствие оптимизма. Таким Аллигатор себя не помнил. За всю свою газетную жизнь он ни разу не слил материал в унитаз, не прогулял работу и не лишался оптимизма. Упиться вусмерть мог, это правда. Водился грешок. Но нечасто и по поводу. Просто Гоша жил на отрыв — если делал что-то, то с драйвом и от души, погружаясь с головой.
— Что-то пошло не так, — сказал он себе, поднимаясь на седьмой этаж, который занимала редакция газеты «MacroNews». Глаза подмечали все тонкости и нюансы в поведении коллег. Они все еле сдерживали смех и громко шушукались за спиной.
Через пять минут в кабинете главного редактора Гоша узнал причину и тоже заржал, любуясь на свою голую попу. Её сложно было спутать с какой-либо другой, потому что на правой половинке виднелись три забавные родинки, которые соединялись в сердечко. Эксклюзивная пятая точка досталась по наследству от отца. Сэму такого счастья не привалило, потому что его с братом родством связывала мать, которая нынче была в третий раз замужем и растила с последним избранником общую дочь. Мир многолик и разнообразен. Поэтому Гоша смотрел на фото в газете и ржал над собой, но ровно до тех пор, пока не узнал, что уволен с выходным пособием в виде жалкой рубрики в стиле ню. Его гнали прочь, как прокажённого. Никто не хотел скандалов. Аристархов это понимал, но чувствовал себя униженным и оскорблённым. Ниже пасть уже было некуда. Он уезжал из редакции с камнем в груди вместо сердца. Когда зазвонил телефон в машине, его самоистязание достигло апогея. В мыслях мужчина рыл себе яму, сам в неё ложился и забрасывал себя землёй.
— Привет. Чего тебе? — по громкой связи сказал Гоша, услышав голос брата.
— Привет. Ты не поверишь. Знаешь, кого я сегодня видел? — верещал Сэм, захлёбываясь слюной. Интонации в динамиках искажались, делая его хлюпающим.
— Не томи, — Гоша свернул на очередном повороте.
— Твою змейку, — захохотал брат, услышав ругательства и резкий звук. — Ты не врезался?