Теперь Рустам выглядит ужасающе. Огромный, грозный, с черной короткой бородой и насупленными бровями, он смотрит на мать, затем переводит взгляд на меня… На ножницы в руках тетки…
Делает шаг ко мне и несильно, но очень обидно бьет по щеке:
– Только попробуй что-то с собой сделать! – рычит он, перехватывая вторую мою руку, которой я инстинктивно замахиваюсь на него, – неблагодарная тварь! Родители всю жизнь заботились о тебе, семья приютила тебя, и это после того, как ты чуть не опозорила нас на весь город совей выходкой в ночном клубе! Да еще и сестру мою чуть не лишила мужа! Хорошо, что Азат сумел все замять! И теперь ты еще и не согласна? Да ты радоваться должна, что такой человек, несмотря на все твою грязь, все же согласился тебя взять в свой дом! Я бы – не взял!
– Отпусти меня! – я не могу ничего ему возражать, плачу от боли в щеке, в руке, которую он так грубо и сильно держит, и от его слов, тоже грубых и несправедливых. – Не хочу ничего от вас! И жениха не хочу!
– Прекрати позорить семью, грязная ты девка! – рычит брат, – сегодня придет семья твоего жениха, веди себя правильно! Иначе… Иначе, клянусь, я продам тебя в бордель в Турцию, поняла?
Я смотрю на него, отказываясь верить словам. Рядом глухо ахает и что-то бормочет тетка.
– У меня твой паспорт, родителям скажу, что сбежала. И все! Поняла меня, тварь? Только посмей себя неправильно повести на сватовстве, не быть покорной и благочестивой! Я клянусь, я это сделаю. И никто не помешает.
У него ужасные, черные глаза, в которых нет ничего человеческого.
Я верю ему.
Тетка ничего никому не скажет… А с него станется отправить меня… Ох…
– Рустам… – я все-таки пробую достучаться до этого животного, которого по глупости своей приняла за брата, – ты что? Ну ведь это же… Бесчеловечно…
– Бесчеловечно – это отказываться от жениха, которого тебе с таким трудом нашли родные. Идти против воли родителей. Одеваться, как грязная девка и разгуливать по злачным местам. Пить алкоголь. Совращать невинных девушек с пути истинного.
– Но Алия сама! – кричу я, решая не покрывать больше сестру! Это ее вина, пусть она тоже отвечает!
За это получаю еще одну пощечину.
– Не смей о моей сестре заговаривать вообще! Она – невинная девушка, в отличие от тебя, грязной! Ты радоваться должна, что тебя, такую, берут в такую семью! И ноги мне целовать, что я сумел договориться! А не кричать и не скандалить!
Он отталкивает меня от себя, и я падаю, в последний момент сумев уцепиться за раковину.
– Умойся, приведи себя в порядок, – цедит он злобно, – потом тебе принесут нормальную одежду, а не ту грязь, что ты привезла с собой. И через два часа приедет семья твоего жениха. Попробуй только хоть слово против сказать! Попробуй только рот раскрыть вообще! Молчишь, смотришь в пол! Поняла?
Я молчу, и он, резко качнувшись ко мне, хватает пальцами за щеки, приподнимая мое лицо:
– Поняла, я спрашиваю?
– Да, – хриплю я, и слезы текут по щекам.
Рустам смотрит на меня пару секунд, а затем неожиданно вытирает слезы пальцами:
– Красивая, – говорит уже более спокойным тоном, – понимаю, почему он не отказался… Даже после всего. Веди себя правильно, Наира, и тогда все будет хорошо. Мы все только счастья тебе хотим, поверь. Мы знаем, как будет лучше для тебя.
После этого он отпускает мое лицо, обменивается с матерью взглядами и выходит из комнаты.
А я остаюсь.
С ужасом в сердце и безумием в голове.
– Умойся, Наира, – спокойно говорит тетка.
– Тетя… Неужели вы позволите, чтоб меня… в Турцию? – шепчу я потерянно, все еще не веря до конца в произошедшее.
– Веди себя правильно, и все будет хорошо, – поджимает губы тетка. И уходит.
А я остаюсь.
Совсем одна.
Сватовство
– Вот, переоденься, – тетка сует мне какие-то светлые тряпки, больше похожие на шелковые мешки, – и яшмак повяжи.
– Нет.
Не знаю, как мне сил хватает еще говорить это слово. Но по-другому не получается, несмотря на все угрозы брата. На реальность этих угроз.
Просто в какой-то момент кажется, что, если позволю себе еще и лицо закрыть, то это будет… Это будет, словно меня уже продали. Уже поработили и бросили в постель чужому мужчине.
Хотя… Разве это не так?
– Повяжешь, – шипит тетка повелительно, – только попробуй нас опозорить!