А это выход! Ничем не хуже других!
Я подхватываюсь и, не тратя времени на слова, пытаюсь обмануть, нырнув сначала в одну сторону, а затем в другую.
Все благие намерения, все мысли о том, что с ним можно договориться, пропадают.
Невозможно договариваться с тигром. С горным львом, в раздражении бьющим хвостом по бокам.
Надо только бежать.
Но, к сожалению, зверь разгадывает мое намерение сразу же и легко перехватывает поперек тела, швыряя в мягкий пух кровати.
Я визжу, барахтаюсь, пытаясь выбраться, но подушек много, они меня на дно тянут!
Воздуха не хватает, в глазах темнеет… И тут меня спасают.
Жестко прихватывают за руку, дергают вверх. Это так быстро происходит, так неожиданно, что я не могу затормозить и впечатываюсь в мощную, словно каменную, грудь. Успеваю лишь вторую руку вытянуть перед собой, чтоб лицом не удариться.
Ее тут же перехватывают тоже, и вот я уже беспомощно барахтаюсь в жестких объятиях:
– Пустите, пустите меня! Я же говорю, это все – ошибка! Я не согласна, слышите? Не согласна! Я говорила, говорила!
Я еще что-то бормочу, отчаянно дергаясь в грубых руках, но неожиданно зверь обрывает поток моих возмущений хриплым рыком:
– Замолчи!
Его голос настолько низкий и подавляющий, что я слушаюсь и замолкаю.
Поднимаю взгляд по широченной груди, обрисованной традиционной рубахой, выше – к мощной шее, которую не всякий взрослый мужчина обхватит, выше – к лицу с грубыми чертами, заросшему жесткой щетиной – уже практически бородой. Глаза, темные и жестокие. Смотрят на меня яростно и мрачно, брови черные нахмурены. Ему не нравится то, что происходит. Мне тоже не нравится, представь себе!
Ноздри крупного носа подрагивают по-звериному… Он меня нюхает? Как… животное?
Ужас опять застилает разум, и я снова бессмысленно дергаюсь в железных лапах.
– Успокойся, сладкая, – рычит он, поудобней перехватывая мои запястья одной своей ладонью и придерживая за подбородок пальцами другой, чтоб не смела отвести взгляд, – тебе тут ничего не угрожает.
– Вы мне угрожаете, – шепчу я, завороженно глядя в его глаза. Хищник. Змей проклятый. Заворожил меня совсем…
– Я не могу угрожать своей невесте, – отвечает он, наклоняясь ниже и шумно втягивая воздух возле моего виска.
Мурашки неконтролируемо бегут по телу, я дрожу, как лань, попавшая в лапы ирбиса…
– Я не ваша… Невеста… – все же сопротивляюсь, противоречу, уже понимая бессмысленность этого всего… Он не слышит меня. Он не отпустит.
– Моя. Невеста.
Голос его режет по живому, сердце стучит настолько больно, что, кажется, задевает легкие, потому что воздуха мне категорически не хватает.
Пытаюсь успокоиться, раздышаться, отвожу взгляд, облизываю губы… И тут же в мощной груди зарождается глухое рычание, так отчетливо напоминающее звериное…
Страшно, так страшно! Мамочка, за что ты так со мной…
– Моя. – Опять говорит зверь и прижимается губами к бешено бьющейся жилке у виска, – сладкая. Моя.
– Послушайте, послушайте… – опять пытаюсь воззвать хотя бы к зачаткам разума, с ужасом ощущая, как губы скользят ниже, по щеке, к уху, прихватывают мочку. Вот оно. Вот. То, чего он хотел от меня, то, что он получит неминуемо… Не просто же так согласился с опороченной женой… Меня трясет, колотит уже, понимаю, что дергаться бесполезно, замираю, обвиснув в жестоких руках безвольной тряпочкой, только губами еле шевелю, все еще надеясь пробиться, быть услышанной, – но ведь это же бред, понимаете? Я – гражданка другой страны, я – свободный человек, совершеннолетняя… Вы не можете меня удерживать… Вы же разумный человек, взрослый…
– Ты – Перозова, – отрезает он, – ты – мне с пеленок обещана. Ты – моя.
– Нет! Ну это же… Варварство какое-то! Бред!
– Обычаи предков для тебя – бред? – он отрывается от моей шеи, на которой наверняка, после его грубых прикосновений останутся следы, хищно улыбается, разглядывая мое испуганное лицо, – да ты – непослушная женщина. Долг каждого мужчины – учить свою непослушную женщину…