Сейчас я отчаянно пытаюсь стать нормальной и молю о крохах тепла, которые не заслуживаю. Я бы хотела стать прежней ─ холодной стервой, которой ни до кого нет дела, но страдания преображают.
Когда меня насильно поместили в дурдом, я сражалась за себя остервенело ─ дралась, царапалась, кусалась. Но плечистые санитары неизменно сминали меня в комок, как кусок бумаги, и закалывали аминазином. И тогда я сутками капала слюной, глядя в одну точку, пока мой разум метался и вопил, запертый в сломленном теле.
После нескольких аминазиновых «крещений» я стала хитрее ─ разыгрывала из себя нормальную, но никто мне не верил. Нормальный человек никогда не сделает того, что сделала я. Они сломали меня быстро: буквально на втором месяце я поняла, что меня нет ─ я рассыпалась пылью и прилипла грязью к подошвам ботинок своих мучителей. Мне дали понять, что псих ─ это никто.
Я пыталась прекратить своё убогое существование, но сама же перевязала вскрытые вены, кода поняла, что люблю жизнь, хочу вернуться во внешний мир и наконец узнать, каково это любить, дружить, ставить чьи-то интересы выше своих.
И, несмотря на это, сейчас я дико боюсь настоящих чувств. Боюсь, что они опять запустят во мне спящее безумие, и я опять захочу обладать им безгранично.
─ Маш, все хорошо? ─ спрашивает Марк, и я понимаю, что опять застряла в лабиринтах собственного разума.
─ Прости, задумалась!
─ Так как насчёт мороженого?
─ Давай, ─ соглашаюсь я.
Я не на порцию мороженого дала добро, я позволила себе довериться ему. Дала шанс нашим отношениям.
Я всё не пойму, какую роль в моём безумии сыграла любовь. Я обезумела, потому что полюбила? Или полюбила то, что мне не принадлежало, оттого что была безумна? Теперь вот Марк. Сначала я думала, что просто вижу в нём Диму. Теперь под таблетками понимаю, что в Марке не так уж и много от Димы, а внутри всё равно трепещет стайка бабочек. Он тоже чужое, которое нельзя брать, но сам очень хочет, чтоб я заграбастала его, как и это мороженое. Любовь сводит с ума. Любовь исцеляет. Что же со мной будет в этот раз?
Глава 7. Эта жизнь. 7.2
─ Что ты так смотришь? ─ спрашиваю я и уже тянусь за чем-нибудь из вороха нашей одежды, чтоб прикрыть наготу.
Вы уже в курсе, что я не из стеснительных, даже несмотря на покромсанные чуть ли не до локтя руки, и нездоровую худобу, из-за которой скулы обострились, а ребра выпирают как у борзой. Но это когда я с мужиком, к которому ничего не испытываю и между нами ничего личного, только секс. Такая безразличность у меня была практически ко всем, не считая Димы…и Марка.
Когда Марик смотрит на меня так пристально, чувствую себя уродиной ─ понимаю ведь, что психбольница выпила знатную часть моей красоты.
Наконец мне удаётся нащупать его же рубашку, но Марк перехватывает мою руку, не позволяя мне прикрыться.
─ Дай полюбоваться!
─ На что?
─ На тебя, конечно!
─ Глупенький, ─ плюхаюсь на жутко скрипучий матрас, утягивая его такого же обнажённого за собой.
─ Ты очень красивая, ─ шепчет Марк, покрепче прижав меня к себе и уткнувшись носом в ямку под сводом черепа.
Его прикосновения, в реальности которых я теперь не сомневаюсь, подейственнее любой терапии будут. Я сворачиваюсь в его руках клубочком и максимально замедляю дыхание, чтоб слышать только медитативный стук его сердца, ритм которого заметно ускоряется, когда мы кожа к коже.
Все идеально, за исключением одного ─ наши два дня уже на исходе и завтра он соберёт свои вещи, которые разбросаны по всей квартире, и вернётся к жене. Мне грустно думать о том, что моя зубная щётка вновь будет томиться в стаканчике в одиночестве, и я больше не смогу рассекать по квартире в его футболках и рубашках. Впрочем, могу попросить его остаться насовсем, но осмелюсь спросить только рубашку, чтоб заворачиваться в нее и вдыхать его запах, когда будет совсем худо.
─ Почему ты живёшь в такой дыре? Давай сниму тебе нормальное жилье? ─ предлагает Марк между поцелуями, посчитав, что у бедной спятившей девочки нет денег на нормальные апартаменты. Впрочем, он не сильно ошибается.
─ Мне и тут нормально. Я лучшего не заслуживаю. Поверь мне, мой внутренний мир ещё гнилее здешних стен, ─ говорю я честно, чтоб он понимал, с кем связался.
─ Ты очень строга к себе. Я не знаю, какой ты была в прошлом, но вижу, как ты стараешься быть лучше сейчас. Может, уже простишь себя?
─ Не могу, Марк. Ты и так уже большое послабление.
─ А ты моё большое послабление!
─ Тебе стоило бы больше ценить, что имеешь! ─ пытаюсь я вновь спасти его душу, и, возможно, жизнь.
─ То, что у меня есть, мне не принадлежит! Я же хотел другого, да и Света заслуживает того, кто ее действительно полюбит, а не просто будет изображать чувства.
─ Ты говорил, что любишь её, ─ напоминаю я, опутав его пальцы своими.
─ Я был тогда слишком труслив, чтоб признаться, что женился из-за крепкого чувства вины. Я ведь не спас её сестру.