И ей хотелось бы, чтобы её руки были побольше, как у него, но она довольствуется тем, что есть.
Держа одну ладонь на груди, она проводит другой по своей промежности, собирая влагу кончиками пальцев и проводя ими чуть выше. Она ласкает свой клитор, наслаждаясь волнами удовольствия, которые испытывает, когда трение задевает нервные окончания.
Усиливая давление, она поднимается всё выше, видя за веками образы мужских рук, мускулистой спины и белоснежных крыльев. С каждым движением, изгибом и натяжением она чувствует, как приближается к краю, как всё в её теле сжимается всё сильнее и сильнее.
Гермиона слышит своё учащённое дыхание, свои приглушённые стоны. Она слышит, как умоляет себя, но она здесь одна, поэтому больше просить некого.
И, как назло, ей кажется, что она слышит в своём сознании голос Малфоя, который спрашивает, всё ли с ней в порядке, так же, как в офисе.
Она всхлипывает от разочарования, поскольку теперь видит его лицо в своём сознании. И она не собирается кончать, будучи прикованной взглядом к Драко Малфою. Нет, она предпочла бы сосредоточиться на этом фантастическом архангеле, этом недостижимом мужчине.
Но Малфой не уходит.
Его платиновые волосы.
Его серебристые глаза.
Она задыхается, её тело не понимает, что происходит. Она не хочет Малфоя.
Не хочет.
Нисколько, даже подсознательно.
Но он совершенно великолепен, и она не может остановить свой разум от желания выбрать его — его лицо — в качестве своего воображаемого любовника.
Дело не в нём конкретно.
Это не так.
Просто его лицо. Его глупое, великолепное лицо.
Её мозг представляет его торс, крылья на его спине, и она чувствует, как всё внутри неё сжимается, выжимая возбуждение из глубин её сущности.
— О, чёрт! — вскрикивает она, и её рука оставляет клитор и шлёпает по подушке, ища перо.
Пытаясь отгородиться от лица воображаемого любовника, она снова дразнит себя, легчайшими прикосновениями касаясь кожи, пока перо движется по её животу, вокруг сосков, вызывая прилив магии.
По крайней мере, так кажется в данный момент.
«Вот так, Грейнджер, — произносит её фантазия, используя её фамилию как ласковое обращение. — Стань для меня влажной и приятной».
— Да! Я уже!
Она говорит отчётливо, но не уверена, происходит ли это в её голове, или она в таком бреду, что действительно произнесла это вслух.
Она распахивает веки, и её зрачки расширяются и сужаются, приспосабливаясь к свету в спальне.
Цвета вспыхивают маленькими кругами, но её разум выделяет только один, концентрируясь на нём.
Серебристо-серый. Серебристо-серый, переходящий в нечто более тёмное, более интригующее её.
«Брось перо. Пора кончать».
Она не может не следовать командам вкрадчивого голоса в своём сознании. Но она опускает перо на живот, кончиком касаясь изгиба груди.
«Введи пальцы глубоко в себя, Грейнджер. Разведи ноги шире. Покажи мне».
И снова она повинуется голосу, чересчур сильно засасывая пальцы в рот, прежде чем просунуть их между бёдер. Когда они скользят внутрь, она вскрикивает, несмотря на то, что её тело уже готово. Растяжение минимальное — почти недостаточное, но она делает всё возможное, качая бёдрами навстречу собственной руке.
Её пальцы недостаточно длинные или толстые, но она знает, как ими двигать, как ей нравится, когда к ней прикасаются. Несколько движений большим пальцем по клитору и сжатие груди — и она дрожит, дрожит так, будто вот-вот перейдёт грань.
И тут она слышит его снова.
«Не так быстро. Помедленнее — ты же хочешь, чтобы это длилось дольше?»
— Нет, — кричит она, её пальцы двигаются ещё быстрее. — Я должна кончить сейчас!
Но как бы грубо она себя ни ласкала, ей никак не удаётся достигнуть кульминации.
Она старается всё больше и больше, дёргаясь и перекатываясь со спины на бок в попытке найти лучший угол, способ попасть в точку глубоко внутри себя. Выкручивая сосок почти до боли, она стонет от разочарования.