- Согласен. Хочешь я выкину этого медведя? – глупо спрашиваю я. Она вздрагивает, смотрит на меня, как будто я ей предложил деревню аборигенов вырезать, а не избавить от тупой игрушки – пылесборника.
- Вы с ума сошли? Он очень симпатичный. Я даже имя уже придумала Мишутке.
- Надеюсь его не Глебом звать будут,- хмыкаю я, и вижу на ее губах улыбку, от которой у меня начисто сносит крышу.
- Нет, я его назову Тортиком,- хихикает Настенька. – И он поедет со мной в ваш пентхаус. И потом я его заберу.
- Куда? – у меня сердце падает в пятку, которая начинает страшно чесаться от его трепыханий. Что она еще задумала?
- Вы же сказали, что все слышали и согласны? – подозрительно щурит глаза Рыжуха. Так, вот о том, что она куда – то еще собралась, я вообще даже не думал. Падаю на кровать рядом с моей Настей. Да, моей. Она моя, и ничья больше. И снова теряю связь с реальностью. Малышка пахнет молоком, сливочной тянучкой, печеньем. Я хочу ее сожрать. Собрать чертову обертку, как с конфеты. Что там на ней? Пижама с собачками. Боже. Где она только нашла такую? Но она в ней сексуальнее, чем Ольга в своих кружевных тряпках. И эта оттрюненная от ярости губка. Не сдержавшись вцепляюсь в нее зубами. Настя вскрикивает от боли, но не отстраняется. Ее участившееся дыхание заполняет меня. Я согласен на все, да. Пусть она в это верит. Фиг я ее отпущу.
- Я все помню.- рычу я, прижимая к себе тело моей зеленоглазой колдуньи.
- Глеб, остановитесь. Прошу,- всхлипывает Настя. Черт, когда я успел стянуть с нее пижамные брючки, которые сейчас болтаются в моей руке? И трусики. И черт возьми, я сойду с ума, если сейчас не произойдет что – то, способное отвлечь меня от моей жертвы. Все что угодно: метеорит, захват земли пришельцами, даже гребаный Михаил Ефимович. Где он шарится, когда нужен?
- Я приеду за тобой завтра. За тобой и за Тортиком,- хриплю я, натягивая на Настю штаны. Пальцы путаются в ткани, а я стараюсь не прикасаться к полоске белой кожи, покрытой трогательными мурашками.
- Глеб, это плохая идея, - шепчет рыжуха.- Очень плохая. И это всего на две недели, пока не станет ясно – беременна я или нет.
- Как на две недели? – замираю я. Черт почему я не слушал, что мне говорила эта колдунья? Почему я никогда ни кого не слушаю?
- Ты все же меня не слышал,- вымученно улыбается рыжуха. – Я сказала, что не соглашусь на повторную процедуру в случае неудачи. И в этом случае наши пути разойдутся.
Мне страшно. Так, как еще никогда не было. Твою мать, я могу потерять сокровище, которое и нашел то случайно. Точнее, оно само меня выбрало, вызвало привыкание, посильнее героинового, а теперь просто может исчезнуть. Не прикую же я ее цепями, ей-богу.
- Я согласился,- рычу я.- И на эти две недели ты моя.
- По рукам,- улыбается эта нахалка, облизывая розовым язычком прикушенную губу, на которой я вижу маленькую ранку с расплывающимся вокруг небольшим синяком. – Только к Машке заедем завтра за вещами. И вы не станете мне препятствовать, если я захочу погулять, или сходить по делам. А я не буду вам мешать. У вас своя жизнь. У меня своя. Деловые отношения.
- Без искр? – кажется у меня сейчас глаза вывалятся из орбит. Я гребаный придурок. Надо было слушать каждое слово, которое она там гнала. Если бы я так подписывал договора с партнерами, давно бы уже был в глубокой жопе. Хорошо, что Настя далека от мира бизнеса. Она могла бы меня пустить по миру.
- Для этого у вас есть невеста. Глеб, так вы согласны?
Я обреченно киваю. В конце – концов, я же мужчина. И хрен я отступлю. Она полная глупышка, если считает, что так легко меня обвела вокруг пальца.
- Завтра в десять я заберу тебя и Тортика из этой богадельни,- ухмыляюсь я злодейски, но Настя не замечает моего оскала. – бога ради, пижаму эту с собой прихвати. Есть какие-нибудь пожелания?
- Торт. Три шоколада,- блаженно улыбается моя Настенька. Господи, дай мне сил.