— Что ты им сказал? — требовательно спрашивает Элинор.
— Им?
— Полицейским.
— Правду, Эль.
— И они поверили, что ты Кристофер Хант?
— А почему бы им сомневаться в этом?
— Потому что это ложь, — агрессивно бросает Элинор.
— Докажи, — невозмутимо парирует ублюдок.
Она изумленно вскидывает голову. Это признание или провокация? Или зашкаливающая самоуверенность? Их взгляды сталкиваются в немом противостоянии. Лин замирает, попав под подавляющее влияние светло-серых глаз.
От чужака исходит леденящая душу опасность, кроющаяся за каждым жестом, словом, взглядом. Нет сомнений, этот человек способен на что угодно, на любую гнусность. Если она продолжит бросать ему вызов, то может никогда больше не увидеть Джонаса и Милли. От мысли о том, что они проснулись этим утром вдали от нее, все внутренности несчастной матери сжимаются в тугой комок. Они никогда не расставались надолго, и Элинор чувствовала опустошающую боль от невозможности быть сейчас рядом с детьми. Милли еще совсем малышка, и никто кроме матери не сможет позаботиться о ней правильно, а у Джонаса аллергия на лактозу. Лин молила Бога только об одном — чтобы ее детям не причинили вреда, и лелеяла в душе надежду, что Кристофера держат вместе с ними, что он жив и сможет защитить малышей.
— Легко, — наконец произносит Элинор, открывая галерею с фотографиями, уверенная, что там найдется около тысячи кадров доказательств ее правоты. Но то, что она видит, листая многочисленные снимки, вводит Лин в полнейший ступор.
— Ты взломал мой телефон, — очнувшись, она яростно бросает обвинение в лицо ублюдку. — Я оставила его в детской. Это было проще простого, — бормочет надтреснутым голосом.
Одну за другой Элинор открывает знакомые фотографии с одним единственным изменением, присутствующим на каждом совместном снимке — вместо лица Кристофера Лин видит гнусную физиономию чужака и ни одного единого кадра с Милли и Джонасом.
— Ты стер моих детей, сукин сын, — стиснув телефон в ладони, она яростно смотрит в стальные глаза мужчины.
— Зачем мне это делать, Эль? — сдержанно спрашивает он.
— Это ты мне скажи, какого черта тебе нужно от моей семьи?
— Я твоя семья, Эль. И это ты хочешь стереть меня, и я не могу понять почему.
— Я тебя не знаю, — цедит она по слогам.
— Меня зовут Кристофер Хант. Я твой муж. Я могу показать тебе удостоверение личности и свидетельство о браке, но это тебя не убедит, так?
— Ты наверняка их подделал! — взбешенно бросает Элинор.
— Зачем? Задумайся, для чего мне это нужно? Выкуп? Это просто смешно. А Тэмзин? Зачем ей лгать? Если хочешь, позвони Келли. Или ты и мою тетю считаешь соучастницей? Она уже на пути сюда, чтобы помочь тебе восстановить провалы в памяти.
— У меня нет никаких провалов! — шипит Лин, до хруста стиснув кулаки.
— Это ты так думаешь, — спокойным до тошноты голосом возражает чужак.
— Я не сумасшедшая.
— Я этого не говорил, — он наклоняется вперед, и их лица оказываются на одном уровне. В раздувающиеся ноздри Элинор проникает родной аромат мужа, и ее мутит от страха и отвращения, хотя она сама много лет назад выбрала для Кристофера этот запах. — У тебя уже случались вспышки диссоциативной амнезии. Это происходило, когда ты переставала пить лекарства.