— Не могу, — беспомощно бормочет Лин.
Ее горящий взгляд следует за мужскими руками, опускающимися к пряжке ремня над бугрящейся ширинкой. Небрежным движением он расстёгивает брюки, приспускает их вместе с боксерами, высвобождая возбужденный орган. Лин инстинктивно сглатывать обильную слюну, уставившись на огромный ствол с налившимися венами и багровой головкой.
— Узнаешь? — хрипло спрашивает он, в низком рокоте его шёпота нет ни издевки, ни любопытства. Она застывает, смаргивая жгучие слезы, низ живота болезненно дергается, в голове не остается ни единой мысли. Лин ясно осознает только то, что любой ее ответ был бы ложью и предательством. Без причин и объяснений. Она просто знала это и все.
— Не бойся, я тебя не обижу, — обещает мужчина и, взяв жену за плечи, делает то, что она сама не смогла — разворачивает лицом к окну. Она инстинктивно упирается обеими ладоням в стекло. — Наклонись. Еще! Ниже. — будоражащие беспрекословные требования одно за другим срываются с твердых мужских губ, отдаются жаркой пульсацией между подрагивающих от нетерпения бедер. И вопреки услышанному обещанию, горло Лин резко сковывает внезапный страх, какой появляется перед прыжком в неизвестность. Запрокинув голову, она смотрит на его размытое отражение в запотевшем стекле. Сжатые челюсти и пылающие глаза, изучающие ее с пугающей голодной жадностью. Никто и никогда не смотрел на нее так. Она дергает головой, пытаясь оглянуться и убедиться, что ей не показалось.
— Нет, Эль, — останавливает жалкую попытку жесткий голос. Обжигающее дыхание на затылке и уверенные руки, стягивающие трусики с ее ягодиц.
— Я хочу видеть твои глаза, — жалобно всхлипывает Лин. Мужские ладони властно сминают голую задницу, приподнимая для идеального вторжения.
— Смотри на озеро, Эль, — приказывает Кристофер, по миллиметру погружаясь в истекающую соками промежность. Лин что-то невразумительно бормочет в ответ, ощущая распирающую наполненность.
— Боже, — ее глаза закатываются от безумного невыносимо-приятного удовольствия.
— Знакомое ощущение. Да, Эль? — хрипло шепчет Крис, склонившись к темноволосому затылку. Он обхватывает губами мочку ее уха, втягивает в рот, лениво лаская языком, пока каменный член выскальзывает из жаркого лона, а потом болезненно кусает, мощно вбиваясь обратно.
— Даа, — стонет она, окончательно уплывая в темный экстаз.
Темный, потому что ничего чистого и светлого в происходящем нет. Это не занятиелюбовью, не страстное слияние супругов, не взаимное желание доставить удовольствие. Это агония, испепеляющая, грязная похоть, сдирающая все маски цивилизованности и табуированные принципы. Ее тело не боготворят, не ласкают, а жестко трахают, впечатывая в стекло, уродливо расплющивая набухшую грудь, выбивая каждым нанизывающим грубым толчком умоляющие протяжные стоны.
— Вот теперь точно — да, — его рваное дыхание запутывается в ее волосах, жесткая щетина царапает и натирает чувствительную кожу на щеках и скулах, мужские пальцы до синяков сжимают ягодицы, не позволяя сделать ни одного движения. Она и не пытается, отдав всю власть в одни руки. Не свои…
— Задержи дыхание, Эль, — требует Крис, сдвигая ее бедра. — Давай, малышка, — его член врезается невыносимо глубоко, и ее выгибает от стремительно обрушившейся волны разъедающего удовольствия. Кажется, она кричит, содрогаясь всем телом. Кричит слишком громко.
— Береги силы, Эль, — горячая ладонь зажимает сухие губы.
Она мычит и бьется в сокрушительном экстазе, зажатая между холодным стеклом и обжигающим жаром сильного мужского тела. Кристофер не дает Лин ни одной передышки, вбивается с нарастающей скоростью, крепко удерживая в своих руках. Не давая упасть, не позволяя вдохнуть.
— Позволь себе это безумие, Эль. Ты же хочешь, я чувствую, как сильно, — хриплые стоны мужа опаляют ее висок, задница горит от мощных ударов мускулистых бедер. Интенсивные глубокие толчки заставляют захлебываться собственной слюной. Ей хочется кричать, но вместо этого она впивается зубами в солоноватую кожу мужской ладони, испытывая лишь мимолетное облегчение. Медленный откат, а потом стремительное погружение. Словно цунами, утягивающее Лин в бесконечную эйфорию. Она хрипит, сорвав голос, с противным скрежетом царапая ногтями стекло. Ее разбивает на части, разрушает на атомы. Тело живет своей жизнью, извиваясь, отдаваясь, боготворя и покоряясь. Абсолютное слияние.
Или нет — полное поглощение.
Опустошение. Экстаз. Тьма.
Лин не хватает кислорода, но она сознает это за мгновение до погружения в мерцающую пыльно-серую мглу. Глубина падения — бесконечность. У этой бездны нет дна. Некого молить о пощаде и слишком поздно.
На грани потери сознания Лин видит радужный фейерверк под дрожащими веками. Вспышка, ослепляющая разум, смертельный удар тока и снова агония. Наслаждение, необъяснимое, иррациональное, сокрушительное. Элинор пылает, горит, умирает и восстаёт из пепла, она плывёт в этой плавящейся магме… и, открыв глаза, стынет под пронизывающим пристальным взглядом, смотрящим ей прямо в душу через чертово отражение. Ледяной непостижимый ужас стальной удавкой сдавливает горло, и она хрипит, не в силах сделать ни одного вдоха.