Актер, играющий Джона, приподнялся и взял меня за трясущиеся руки. Кажется, он тоже вжился в роль и стал мне подыгрывать.
- Он был намного сильнее и больше меня – продолжила я, высвободив пальцы. Слезы, наконец, прорвались по моим щекам.
- Ты можешь не продолжать, если тебе больно – произнес актер, кажется не по тексту.
- Я хочу, чтоб ты знал всё, Джонни. – так же не по тексту сказала я.
Оператор вопросительно посмотрел на Джеффри.
- Стоп! Снято! – крикнул Джеффри. – Браво Кейт! Браво Майкл! – обратился он к парню, игравшему роль Джонни. – Молодцы!
Майкл выпустил меня из своих объятий и с восхищением уставился на юное дарование.
Утерев слёзы, я, понемногу, приходила в себя. Некоторые члены съёмочной группы негромко аплодировали нам.
- Вранцузский ее отвратительный, - брезгливо поджав губы, произнесла Натали. Она даже не задумывалась о том, что я могй это все слышать. – Да и санглийский тоже. Кто она такая? Ладино?
- Я – версилонка! – с гордостью произнесла я. – Но родилась в Тирославии.
- Даже не знаю где такая страна, небось где-то в Гафрике…
- Нет, не так уж и далеко от Вранции. – Парировала девушка.
Фыркнув, Натали Де Моне, демонстративно встала и покинула помещение с высоко поднятой головой.
Ко мне тут же подошел молодой мужчина с папкой в руках, сидевший до этого в зрителях.
- Я - Дэниэл Прайм, сценарист, - доброжелательно улыбнулся он, - у меня есть пара вопросов к тебе, как к автору, и, раз уж ты тут, грех этим не воспользоваться. Пойдем ко мне в офис, там спокойнее.
Я поискала глазами Джеффри, но увидев, что тот занят, и не думает подходить ко мне, решила пойти со сценаристом.
Дэниэл оказался гостеприимнее остальных. Он заварил мне кофе и выставил на стол вазочку с печеньем. Я взяла трясущимися от холода и возбуждения руками чашку бодрящего напитка и оглядела святая святых производства сериала – комнату, где в умах сценаристов, рождались будущие серии фильма. В закутке Прайма творился страшный бардак. Повсюду валялись кипы распечатанных листов, перечеркнутых, смятых, правленых. Открытый ноутбук покоился на горе из блокнотов и сшитых, спиралью, книг. Пепельница, полная окурков, с дымящейся, не затушенной сигаретой украшала стопку Нью-Бйоркских газет, а чайник, молочник и испитые чашки, зерном рассыпались на захламленном до ужаса столе.
Над всем этим жутким беспорядком, словно апофеоз, возвышалась прямоугольная доска, сработанная из опилок, на ней, точно белые флаги, были пришпилены половинки листов, на которых были написаны ключевые моменты сцен.
- Это будущие сцены первой серии! - догадалась я. – Невероятно… вот он, новый фильм, раскадрованный, точно кинопленка, и представленный на доске.
- Соображаешь! – улыбнулся Дэниэл, быстро закатывая рукава помятой рубашки песочного цвета. – Теперь, посмотри сюда. – Он указал рукой, на запястье которой, сверкнули стальным циферблатом, крупные часы.
Я обернулась на противоположную стену и увидела еще одну доску, раза в четыре больше первой, на которой красовались все три с лишним десятка серий, так же схематично расписанные, но уже на полноформатных листах.
- Ух ты! Так вот, как это делается! – восхитилась я и подошла поближе, разглядеть поточнее, что же там было написано.
- Да! – Не без гордости отозвался Дэниэл, подходя ко мне. – Наша работа, хоть мы и существуем в тени режиссеров и актеров, является основополагающей. Это мы, в таких жутких, каморках, без сна и отдыха, в отсутствии свежего воздуха и выходных, создаем основу – основ. Сценарий будущего проекта. Его канву. Наше творчество – незаметно, но незаменимо, и высокооплачиваемо, к тому же.
- Вы начали с конца! – удивилась Катя, кивая на первый листок у большой доски. - Джонни ведет диалог с кольтом в конце романа, а у вас в начале. Как же так? И поездка в Кливленд отсутствует…