Из снега бывшего наёмника извлекли крепкие сильные руки, подняли, отряхнули, поставили перед собой. Он с удивлением уставился в могучие мышцы пресса спасителя, находящиеся как раз на уровне его глаз.
— Опять какие-то бродяги
сегодня бродят нашей степью,
как будто мало им дороги.
Нормальным людям неприлично
на бошки падать голиафам,
сидящим, в общем-то, в засаде! — произнёс низкий рокочущий голос.
— На змеелюдов не похожи,
Но, может быть, злоумышляют,
как те чешуйчатые гады?
И тот из них, что из железа,
тяжёлый и ужасно твёрдый,
моя башка тому порукой, — добавил другой.
— В такие времена лихие,
когда святые нефилимы,
и те не избежали смерти,
нам подобает осторожность.
И недоверчивы сугубо
мы к тем, кто падает в овраги! — снова вступил первый.
— Мои сиблинги интересуются, — сказал третий, — кто вы такие, откуда, и какого грунга свалились нам на голову?
Глава 4
Дубиной и изящным слогом
Голиафы имеют забавную претензию называть себя хозяевами Дулаан-Заха. Будучи (по их собственному мнению) прямыми наследниками великанов, которым эти земли принадлежали изначально, к эльфам они относятся как к своим бывшим конюхам и садовникам, а остальные расы считают слишком недавними эмигрантами, чтобы обращать на них внимание. Учитывая легендарную силу и не менее легендарную вспыльчивость полувеликанов, желающие им возразить не пережили естественного отбора, так что права давно уже никто не оспаривает. Благо ничего, кроме словесного подтверждения «Ты меня уважаешь?», они и не требуют. Когда такой вопрос задаёт полуголый лысый громила ростом под три метра с огромной дубиной в руках, уважение выражается как-то само собой, и обычно на этом вопрос исчерпан. Голиафы, в общем-то, незлые и неагрессивные, просто действуют быстрее, чем думают. Потом сожалеют и раскаиваются, но достать башку собеседника из его же задницы удаётся не всегда. Обижать полувеликанов очень не рекомендуется, потому что живут они долго, память у них хорошая, а дубины тяжёлые. Подозрения же в людоедстве в их адрес совершенно не оправданы — голиафы не едят всякую гадость, и честь попасть к ним в котёл надо заслужить. Их меню, как правило, ограничивается достойными, уважаемыми и корпулентными соплеменниками, а в людях, по их мнению, и жрать-то нечего. Статистически, вероятность быть съеденным голиафом несравнимо меньше, чем опасность того, что он на вас случайно сядет.
Что же касается их странной манеры говорить, то она проистекает из уважения к скудному литературному наследию настоящих великанов, от которого сохранилось чуть больше сотни отрывков ритмической прозы, которые все голиафы заучивают наизусть с детства. Считая себя потомками и культурными наследниками великой, но сгинувшей во тьме веков расы, они относятся к этим фрагментам литературы с таким пиететом, что признают их единственным образцом достойной грамотной речи. Голиаф, говорящий обычным манером, считается среди своих образцом постыдного бескультурья, каковым у людей сочли бы, например, непрерывно матерящегося собеседника. Смеяться над этим определённо не стоит, если, конечно, не хотите смотреть на мир через отверстие в собственной заднице.
— Мы тут собрали наших братьев,
сестёр, племянников и дядей,
чтобы навешать змеемордым
люлей, как издавно водилось
среди потомков великанов,
своим происхожденьем гордых, — сообщил один из голиафов.
— Тому есть веская причина:
змеюки мраковы решили
разграбить тот бродячий город,
где мы привыкли закупаться
вкусной жратвой и пенным элем,
а также доброй самогонкой, — добавил второй.
— Но даже вдарив всем семейством,
что удалось собрать сегодня,
мы не уверены в победе
над этой нечистью змеиной.
Лишившись связи с нефилимом,
совсем рехнулись змеелюды, — снова вступил первый.
— Мои сиблинги хотят сказать, — пояснил третий, — что драка будет изрядная. Змеюки чуют, что без Могой им конец, и ничего не боятся. Решили убивать и грабить, пока могут, на последствия им плевать ядом.
— Однако ты, смотрю, служивый,
совсем без башни, раз решился
напасть на змей в одну винтовку.
Тебя, смешного человечка,
любой младенец в нашем клане
забьёт в кроватке погремушкой! — раздался низкий хриплый голос сзади.
Обернувшись, Эдрик впервые в своей жизни увидел женщину-голиафа. К счастью, она не следует принятому среди полувеликанов обычаю ходить в любую погоду с голым торсом (демонстрируя мускулатуру и пренебрежение к холоду), иначе впечатление было бы слишком сильным. Но и так ширина плеч, толщина рук и выпуклость кожаного нагрудника впечатляют, хотя ростом она сильно уступает сородичам, будучи всего-то головы на две выше человека. Обычно дамы голиафов не покидают клановых селений, но на этот раз, похоже, действительно собрали всю семью. В овраге толпятся десятка полтора здоровяков, от совсем молодых до почтенных, но всё ещё крепких старцев.
— Ашкар, племянница-красотка,
совсем из молодых да ранних,
но говорит она по делу.
Мы ценим даже в людях слабых,
задор, отвагу и безумье, — заявил первый голиаф, и Эдрик перевёл взгляд на второго.
— И потому мы предлагаем
тебе, достойному назваться
соратником для голиафов,
участвовать на равных с нами
в задаче змееистребленья, — не замедлил тот.
— Тем более, твоё оружье
на взгляд на первый намекает,
что ты в стрельбе весьма искусен,