— Чёрт возьми, ты ж нахрен взорвал здесь туалет на прошлой неделе после того, как поел это карри, — Чиччо сердито сверлит его взглядом.
— Хватит, — я потер виски, уже выслушав препирательства двух идиотов и теперь ещё и этих двоих. — Где они?
— В спальне, босс, — Чиччо показал подбородком.
Я иду в заднюю спальню и открываю дверь. Воздух здесь затхлый, влажный и жаркий, а работающий кондиционер едва освежал душную комнату. Я включаю свет, и передо мной открывается сцена: мужчина и женщина сидят в центре комнаты на стульях. Их спины прижаты друг к другу, руки связаны за спиной. Когда я подошёл, женщина застонала и потянулась, чтобы снять повязку с глаз.
Её лицо было испачкано потеками туши от слёз и пота. Прежде чем начать, я вытащил кляп из её рта.
— Пожалуйста, пожалуйста, — её голос дрожит, она старается сдержать эмоции. Я ценю её попытку сохранить контроль, а не впадать в истерику, как это обычно бывает в таких ситуациях.
— Мисс Ловато, что для вас означает слово «Omertà»?
Она склонила голову в знак молчания. Я продолжил: «Говорят, что среди мошенников и преступников нет чести. У русских есть то, чего не хватает нам, итальянцам. Когда их загоняют в угол, они остаются верными друг другу, но легко предадут подельника или партнёров. Редко, когда они выдают друг друга. В этом отношении мы могли бы кое-чему у них поучиться».
— Клянусь, я ничего не говорила.
Я снял очки и, пристально глядя на неё, сказал:
— Третий прокол, мисс Ловато.
Я вытащил пистолет, и Грассо передал мне глушитель. Она начала плакать.
— Твоим первым проколом была кража у меня, — продолжил я.
Она трясёт головой и начинает снова говорить, но я поднимаю руку, чтобы остановить её.
— Я был готов закрыть на это глаза. Все совершают ошибки, в конце концов, но это привлекло мое внимание. Второй твой промах — арест и твои показания против семьи. — Я становлюсь прямо перед ней. — Ты должна была прийти ко мне первой. Веришь или нет, я всё ещё был готов дать тебе шанс объясниться. Но теперь ты соврала мне. Ты много чего наговорила. Много чего, мисс Ловато. Видишь ли, у меня есть человек внутри.
Её глаза расширяются от шока.
— Мне жаль… — её извинение прерывает глухой выстрел, и она обмякает в кресле. Тем временем мужчина с другой стороны дрожит, пытаясь освободиться от верёвок и крича сквозь кляп.
— Не переживайте, судья Сент-Клэр, я за равное обращение. — Я снимаю с него повязку на глазах, а затем и кляп.
— П-пожалуйста, вы совершаете о-ошибку, — лепечет он. Его лицо было покрыто синяками и порезами, полученных от Чиччо и Грассо.
— Знаешь, кто я?
Судья поднимает брови, внимательно меня рассматривая, и качает головой.
— Вы кажетесь знакомым, но нет, извините, сэр, — извиняется он. — Если это из-за дела Фалько, то я был вынужден закрыть его. Я не знал, что этот ублюдок так сильно всё обострит и начнёт преследовать ребёнка. Я признаю, что наша система часто подводит жертв сексуальных преступлений.
Имя Фалько привлекло моё внимание. Я посмотрел на Грассо и Чиччо, которые стояли по обе стороны от судьи. Они выглядели так же заинтересованными, как и я, когда слова судьи слетели с его губ.
— Вы вели дело Джои Фалько?
Он перестал всхлипывать и ответил:
— Разве не об этом сейчас разговор?
Ну, уже куда лучше.
— Меня зовут Габриэль Ди Маджио.
Мне нравится этот момент осознания, когда перед ними мелькают их ошибки, и они сталкиваются с последствиями своих действий.
— Вы сыграли роль в смерти моего отца, а затем и моей матери.
— Я не имею никакого отношения ни к убийству Алессио, ни к убийству твоей матери. Пожалуйста! Я говорю вам, вы совершили ошибку. Твой отец был оправдан.