Глава тринадцатая.
25 мая 1891 года
Москва. Тверская. Дворец генерал – губернатора.
Стенбок сговорился с Елизаветой Фёдоровной.
Как я это понял?
После обеда, что по местному обычаю устраивали после пяти вечера, моя супруга спросила, а, собственно, в каком мундире я буду на приёме в губернаторском доме.
Надо, конечно, уточнить, что последнее время моя Элли всем недовольна. Она гоняет прислугу по дворцу, переставляет мебель, занимается составлением планов по переустройству дворца. На меня стала смотреть как-то странно, ну и, конечно, не приходит ко мне по ночам. Утром как-то подошла и с лёгким румянцем начала то ли оправдываться, то ли жаловаться. Но, в общем, мне и так было понятно, почему с ней такие перемены. И чтобы с ней не случилось непоправимого, я приставил к ней двух казачков из охраны, как раз тех, что спускались со мной в склеп. Вызвал их через Павла Павловича, чтоб нашёл мне их и привёл пред мои светлые очи. Я их после нашей беседы поставил в охранение Елизаветы Фёдоровны. Они её сопровождали с личным конвоем, куда бы она ни направлялась. Это, конечно, касалось только территорий за пределами Николаевского дворца. Элла каталась по салонам и магазинам, обустраивала наш дом, ну и немного развеивала скуку. Правда, больницы и странноприимные дома больше не посещала. Видно, чувствовала, что ей сейчас это вредно и подсознательно избегала этих достаточно зловонных мест. Так что, боюсь, мне нельзя будет скинуть на неё это попечение.
Я смотрел на неё и совсем не понимал, о чём ведёт она речь.
- Приём в губернаторском Дворце! Ты совсем заработался, Серёжа. Ты поручил организовать Герману Германовичу приём в честь наших полицейских чинов, и он это выполнил в кратчайшие сроки. Так что не будь «букой» и иди переодеваться. О твоём мундире, по такому случаю, я побеспокоилась!
И, «клюнув» меня в щеку, упорхнула в свои покои.
«Так... Сейчас прольётся чья-то кровь!» - с раздражением подумал я. И увидев ближайшего слугу, гаркнул:
- Стенбок, ко мне в кабинет, бегом! - и не дожидаясь ответа, пошагал к себе в кабинет.
Так как мы только что отобедали вместе, ждать Германа Германовича пришлось недолго. Собственно, он и прискакал ко мне почти мгновенно, видимо, услышал мой зов ментально.
- Граф, мне кажется, у меня что-то с памятью! Вы представляете, я совсем не помню, что поручал Вам организовывать приём в губернаторском присутствии! - начал я выговаривать Стенбоку, стараясь при этом, не повышая голоса, выразить всё своё недоумение и возмущение сим бесполезным мероприятием.
Граф, который был сначала в полном недоумении, отчего его патрон так раздражён и мрачен, что-то для себя понял и вежливо поинтересовался:
- А как же по-другому, Сергей Александрович? Вы мне дали поручение о том, что хотите пообщаться с полицейскими в неформальном порядке. Сами утвердили список приглашённых, мною составленный. Елизавета Фёдоровна внесла небольшие поправки в регламент, который вы тоже утвердили. Я приносил на подпись бумаги, и вы, быстро проглядев их, завизировали, – на миг он замолчал:
– Конечно, вы были задумчивы и явно загружены работой. Наверное, мне стоило акцентировать ваше внимание на этом приёме, но вроде всё как обычно? Или я чего-то не понимаю? — закончив свои объяснения, он вопросительно посмотрел на меня.
А я сидел за столом и тёр пальцами виски. Мне ужасно не хватало времени ни на что. У меня не было элементарных инструментов для подсчёта рунного поля! У меня не было самых простых магодетекторов! Мне приходилось высчитывать мощность и структуру рунных усилителей вручную! У меня не было ни одного справочника! Да я уже не спал четверо суток! Сидел в кабинете и высчитывал возможность впихнуть самоподдерживающую структуру в небольшой амулет для своих слуг, ведь без накопителя их жизнь становится слишком для меня коротка! Ещё добавляли заботы дела города. У меня было такое ощущение, что их тут вообще выполняли только по очень большой просьбе, то есть, пока «барашка в платочке» не занесли, дела стояли на одном месте. И не важно, нужны они кому-нибудь или нет...
Кажется, я слишком глубоко ушёл в свои мысли, так как через некоторое время услышал, что граф обращается ко мне:
— Сергей Александрович, как вы себя чувствуете? Вам нездоровится?
«Ещё бы мне здоровилось, сижу тут на магическом допинге. Нагрузил меня братец проблемами. Ну ничего, я им устрою, этим чинушам, они у меня ещё забегают. Главное, это придумать, как сберечь свою жизнь. Ну и Элли, а то я чего-то привязался к ней. Да и ребёнка она моего носит. Вот тоже проблема на мою голову».
Я посмотрел на Стенбока. Конечно, у меня отпечаталось в памяти, что подписывал, но я совершенно не представлял, во что выльется обычное по сути своей знакомство. Ладно, надо больше уделять внимание традициям этого мира, да и жену я забросил.
— Хорошо, Герман Германович, приёму быть. Прошу прощения, что неподобающе обращался к Вам. Устал. — Решил сгладить свой выпад в сторону графа.
Тот рассыпался ответными любезностями, ему было приятно, а мне несложно, тем более что я на самом деле заработался. Единственное, что меня смущало, так это поправки, которые внесла Элли. Там были танцы.
Подытоживая, моё деловое знакомство с полицейскими чинами превращалось в раут с танцами, то есть в полноценный бал!
Бал для полицейских чинов... Absurd!
Ещё раз ставлю себе напоминание делать поправки на местный колорит.
26 мая 1891 года
Москва. Кремль. Николаевский дворец.
За окнами опять шаркали мётлами дворники, где-то лаяли собаки, и где-то подгулявшие выпивохи что-то громко распевали. Вот вдалеке послышался свисток городового, и певцы замолчали.
Придя с приёма почти без сил, мы разошлись по своим покоям. Но через некоторое время в дверь тихо прошмыгнула Элли, без слов забралась ко мне под одеяло, обняла меня и тут же уснула усталым, но очень довольным сном. Она тихо и мирно сопела в моё плечо, а мне совсем не спалось. В голове крутилось огромное количество планов и вариантов их исполнения.
Мы подъехали к губернаторскому дворцу достаточно рано, к девяти вечера. Вся Тверская к этому времени была запружена повозками и экипажами, но казачки из нашей охраны быстро создали нам проход в этой толчее, и мы торжественно подъехали к парадному крыльцу.
После представлений и дежурного полонеза я оставил на Елизавету Фёдоровну этот не запланированный мною бал. Элли было хорошо и радостно, она блистала на этом торжестве, как самая красивая и знатная дама. Вокруг неё водили хороводы всякие матроны и их подопечные, а также жёны чиновников и разные просительницы. Я старался дистанцироваться от этого хоровода лизоблюдов и ненужных мне знакомств.
И когда закончилась официальная часть, собрал всех требуемых мне чиновников от полицейского департамента, в том числе и судейских, которые тоже были, оказывается, мною приглашены в зал совещаний. Там, когда все уселись, я разразился речью на тему, что, дескать, Император с нами, и я — его десница, которой Он даровал этот город в правление. Для того, чтобы мы смогли на примере нашего старинного города перестраивать всю нашу великую Империю, для улучшения и жизни, и благосостояния всех наших подданных...
В общем, нёс возвышенную и очень пафосную ахинею, которая так созвучна местному патриархальному обществу. Меня слушали в полном молчании и тишине, в огромном зале звучал только мой высокий и торжественный голос. Когда я понял, что достаточно разжижил своими речами мозги этим чиновникам, перешёл к сути дела: