″Почему я и прочие люди имеем бытие и сознание? Почему мы обречены на смерть?″
″Так захотела не Я. Вы поделки одного паршивого столяра, не знающего ни рубанка, ни зубила, но мнящего себя гением. Я могу освободить вас″
″И как мы распорядимся этой свободой?″
″Как пожелаете″
″А что если желания наши будут сугубо низменными?″
″Тогда вы хотя бы насладитесь жизнью сполна″ – сказав сие, Она засмеялась.
″Освободи меня прямо сейчас″ – возопил к Её милосердию я.
″Рано. Впереди ещё слишком много шагов, слишком много страниц″
″Мне всё равно. Я хочу…″
″Чувствуется, что ты Его отпрыск. Иначе ты бы знал, что хотеть – не значит обладать″
″Тогда, скажи, что будет со мной?″
″Узнаешь. Негоже портить историю слишком скорым концом″
″Ответь, хотя бы, зачем?″
″На этот вопрос Я действительно могу дать тебе ответ. Ты спрашиваешь, зачем Я призвала тебя? Что ж, ты должен кое-что сделать для Меня. Понимаешь, есть во времени и пространстве один человек, от которого зависит успех Моего дела, Моей bellum populo sine nomine. Ты обязан привести его ко Мне″
″Но как я сделаю это?″
″О, ты уже это делаешь. Не так ли, Ator Somni? Ты ведь понимаешь, о чём Я говорю тебе через эти larvis? Как жаль, что нас сейчас прервут…».
Скрип двери, нарушивший сонный покой бывшей дядюшкиной спальни, заставил Кроулинга встрепенуться, словно от пушечного выстрела. Он уронил рукопись на кровать, и многочисленные листы её разлетелись по покрывалу и полу бумажной мишурой. Однако порядком увлёкшемуся чтением Кроулингу в тот момент было не до этой незадачи. Воспалённый от слабого света взгляд его был устремлён в открывшийся из дверного проёма квадрат коридора, из полумрака которого к нему в комнату прошмыгнула Изабелла с торчащим пикой канделябром в руке, увенчанным одной единственной свечкой.
Она вошла без стука, простоволосая, с распущенными косами, что облегали молоденькое личико подобием фараонского немеса, довольно пикантно обнажённая, ибо ночнушка её была слишком тонка для сего времени года, и из-под тканевого газа проглядывались вполне различимые очертанья её миловидного стана.
Будучи человеком хоть и не особо порядочным, но воспитанным в аристократических традициях джентльменства, Кроулинг с возмущённым охом отвернулся от девушки и (почему-то шёпотом) принялся за отповедь её распутству:
– Мисс Изабелла, что вы забыли в моей комнате в столь поздний час?! И почему вы зашли без стука да ещё и в таком виде? – возмущался он, словно старая дева, увидевшая даму в кавалерийских бриджах. – Немедля возвратитесь к себе!
– Я стучала, мистер Кроулинг, но вы, видимо, увлеклись чтением и не услышали, – демонстрируя похвальное самообладание, проговорила Изабелла. – А что касается моего одеяния, то я уже готовилась отойти ко сну, однако возникло срочное дело, требующее вашего вмешательства, и я просто не успела одеться заново – боялась, что не застану вас бодрствующим.
– Э, хорошо-хорошо, – переборов смущение, обернулся к ней Кроулинг. – Так что стряслось?
– Так вышло, что обстоятельства изменились, и мне придётся уехать из усадьбы завтра на рассвете.
– Вот как? – Кроулинг, хоть и пытался, но не сумел сдержать улыбки. – Надеюсь, ничего прискорбного?
– Нет, просто, так будет комфортнее для всех, – вздохнула Изабелла. – Я понимаю, что стесняю вас. За последние годы я крайне привязалась к этому месту – для меня оно неотделимо от Тристрама (именно такое нелепое имечко носил дядюшка Кроулинга) – и без него мне здесь нечего делать. Я пыталась повременить с отъездом, пробыть здесь как можно дольше, но вижу, что вам это не по нраву – не волнуйтесь, мистер Кроулинг, больше вы меня не увидите.
– Погодите-ка! – встрепенулся он, пуще прежнего разметав и без того пришедшие в беспорядок листы дядиной рукописи. – Обождите слегка!