Мир для Мирры

"Средь тьмы кромешной на планете,

Когда мир злобою томим,

Мечта о ярком солнце, свете

Проводником станет твоим.".

- Юлаа! Юлааа, проклятая тварь!- пьяный скрипучий голос отца будит малышню, спящую в кладовке. Мама еле плетется на зов, прикрывая ветхую дверь.

Маленькая Уля трёт кулачком свои заспанные глазки, похожая на взъерошенного воробышка. Она, я и Айя лежим вместе, в страхе прижимаясь друг к другу на старенькой шубе из когда-то бывшей кремово-белой овчины. Рядом слышен шепот:" Тихо, девочки"- это старшая, Ева. Ей 16, она спит рядом, на самодельной кровати из досок и паллет, что удалось натаскать с мусорок, которых в наших трущобах больше, чем чего бы то ни было. Впрочем, трущобы и есть- одна огромная свалка. С несчастными обитателями, что от рождения до самой смерти вынуждены прозябать в грязи и смраде гниющих отходов, что свозятся сюда из других районов, и даже из самого Сити.

- Дура!- слышится визг отца- Нарожала мне кучу девчонок! Идиотка! Пацанов я бы хоть в солдаты, сейчас бы жили нормально! А с девок какой толк?!

Толк?!

Какой толк, папочка!? А разве не худенькая как тростинка Ева встаёт перед рассветом, чтобы идти на завод, работая там до изнеможения, до кровавых мозолей, чтобы ты мог в день получки отобрать те небольшие гроши, что она заработала, чтобы спустить их на дешёвый аналог синтетического заменителя реальности, " Рай", на котором сидят чуть ли не все обитатели наших трущоб. Но большей частью платят едой, которую , если матери не удалось спрятать, отец меняет на дозу. Остатки армейских пайков, запасы убежища, списанные со складов. Банки затхлые, покрытые ржавчиной. И кипячение не всегда помогает- тому пример регулярные смерти очередных отравившихся. Хотя, грязные технические воды тоже вносят свою лепту в регуляцию населения.

Или мы с Улей и Айей, что выпрашиваем милостыню на улицах, не гнушаясь и воровства. О, конечно, я записываю, что, когда и сколько мы украли и у кого, клятвенно обещая вернуть все, как вырасту и смогу работать. Правда, даже в своем юном возрасте я понимаю, что это- просто попытка уйти от жестокой реальности, спрятаться в мире грёз, где у моего будущего есть положительный исход. Где у меня вообще есть это самое будущее. И, всё же, моем тощем засаленном дневничке , который я прячу за сломанной доской пола, записи вроде "рыжеволосая женщина , одетая в дорогой шелк. Украли часы", " высокий мужчина с секретарем, на дорогой машине- кожаные перчатки" . Из всей семьи одна я умею читать - меня отдавали в услужение одной старой даме из второго района, она была школьным учителем. Во втором районе, в отличие от наших трущоб , есть школы. Дети там не работают сызмальства. Вот она-то и научила меня читать и писать, а когда она умерла, одна глупая маленькая девочка, вернувшись домой, решила прочесть отцу книгу, что привезла с собой....Тот, взбесившись, избил ее так, что она пару дней не могла встать. А книги выкинул, сказав, что нечего считать себя выше всех, и все равно в нашем квартале не ей светит ничего, кроме ремесла воровки или проститутки). Правда, сейчас таких записей нет, ведь я больше не работаю в богатых кварталах- их всё больше закрывают для обитателей трущоб. Трущобы- это клеймо. На всю жизнь.

Мы слышим возню, сопение отца и тихий плач мамы, перемежаемый её увещеваниями. Наконец, отец довольно кряхит, а после раздается храп- маме удалось его успокоить. Я тихо начинаю рассказывать одну из своих историй- девочки ложатся спать.

На следующий день я и Уля, хромающая на смешной деревянной ноге, приделанной так, что свою приходится больно привязывать , поднимая кверху и маскируя полами длинной рваной кофты, выходим на промысел. Вдали раздается взрыв смеха, в котором я угадываю голос Дерека- главаря местной шайки мальчишек. Они отнимут всю ту нехитрую добычу, что нам удалось заиметь с приехавших в наш район в поисках слуг среди подростков или красивых молодых юношей и девушек богатеев. Отнимут и побьют. Если же добычу удастся быстро спрятать, то просто побьют. В последнее время промысел стал всё сложнее - поток жителей других районов заметно сократился, а скоро, если верить слухам, наше гетто полностью изолируют от остального мира. На то есть две причины. Первая- считается, что всех более-менее нормальных жителей уже разобрали в услужение, а вторая причина проистекает из первой- опасность оставшихся превышает вероятную пользу от поиска.

Мы с Улей бежим, плутая в извилистых грязных закоулках- я родилась здесь, провела большую часть жизни, но даже мне не знакомы они. Взрослые шутят, что формой и расположением трущобы похожи еа гигантскую толстую кишку Главного города, центра, где живёт знать.

Наконец, у мостовой, которая так называется только потому, что здесь проходит сток канализации, куда стекается вся грязь и нечистоты с верхних районов, мы останавливаемся отдышаться, испуганно прислушиваясь, не гонится ли кто вслед. На улице тихо. Мы идём на одну из площадей в центре, куда Дереку и его банде вход воспрещён- если его поймает Патруль, после того, как он пытался пересечь границу между нашим и соседним районами, то его отправят на прииски или даже нейтрализуют.

На обшарпанной площади куча народа- калеки, настоящие и фальшивые как Уля, матери со странно спящими беспробудным сном детьми, старьевщики, что разжились скарбом из мертвой зоны наверху, за пределами убежища, скупив его подешевке у диггеров. Несмотря на то, что официально вещи оттуда до сих пор под запретом из-за их вероятной токсичности и опасности для жизни, на это с годами никто уже не обращает внимания. . Мимо пролетают грязные рваные листовки с рекламой дорогих заведений, где, по слухам, продают самые настоящие фрукты и даже мороженое ( Миссис Томассон, учительница у которой я была в услужении, рассказывала мне об этом десерте, и даже обещала угостить им однажды- в их районе жизнь была многим лучше нашей. Да с питанием проблем не было. Несколько военных складов и убежищ на их территории могли обеспечить их консервами и водой на десятки, если не сотни, лет вперёд).

Я чувствую на себе чей-то взгляд, но, оборачиваясь, вижу, что до меня никому нет дела- людской поток движется хаотично, все заняты лишь своими насущными проблемами. Уля делает шаг назад- и с размаху налетает на тележку старьевщика. Товары падают вокруг, разлетаясь на тысячи мелких осколков. Старик-старьевщик хватает Улю, держа ее за шкирку, как котенка:

-Мелкий крысеныш! Кто теперь мне заплатит за все?! Да ты знаешь, сколько ты и твоя подружка ( он злобно зыркает на меня) мне теперь должны?!

В первом ряду шум, все расступаются- словно в облаке света появляется хорошо одетая молодая дама, даже одно то, что одежды дорогие и цветные, светлые, а сама она буквально светится красотой и здоровьем, уже отличает ее от жителей наших трущоб. Она прекрасна как ангел, правда, слегка переборщивший с макияжем и выливший на себя много парфюма ( да, я знаю, что это такое- миссис Томассон даже подарила мне флакончик, я берегу его, уже пустой, среди своих скудных сокровищ)

-Милая, подойди ко мне - обращается дама ко мне- Если хочешь, можешь работать на меня. Я как раз ищу новых...сотрудников. ты сможешь не только вернуть долг, но и забыть жизнь в этом районе как страшный сон. Согласна? - она вопросительно выгибает бровь.

Растерявшись, я смотрю по сторонам, ища Улю. И тут мой взгляд падает на старьевщика, что собирается уходить, даже не собрав свой уцелевший товар. Люди рядом стоят в напряжении, ожидая, когда можно будет наброситься и забрать валяющиеся на площади богатства себе. Вдруг старик оборачивается, бросая вопросительный взгляд на даму. Та же, на долю секунды теряя невозмутимость, суживает глаза, пытаясь сделать вид, что не поняла. Но до меня доходит- они заодно! Уля ни на кого не падала, вернее, падала, но все было подстроено изначально!