– Знал.
– Зачем же отправил? Ну, помер бы этот Диего, так помер. А у тебя был бы шанс на семью!
– Жизнь человека дороже моих фантазий, и потом не было все равно никакой уверенности, что такая семья может получиться. Ты же сама сказала: Вик любит тебя, а мотивы Дорофея неизвестны…
– Эт точно! А Дорофей знает, что ты его сын?
– Теперь, конечно, знает! Он же подготовился к первой нашей встрече…
– Забавные вы оба! – покачала головой Глафира.
Арсений вздохнул и, попрощавшись, повесил трубку.
– Вик, а ты знаешь про Арсения и Дорофея? – улыбнувшись, спросила Глафира.
– Да, теперь знаю, я слышал разговор, – отозвался Викентий.
– И что думаешь?
– Станет хорошим профессионалом, если не сорвется.
– А почему может сорваться? – удивилась Глафира.
– Слишком шикарные способности! Не всякая голова способна не слететь с катушек… – пояснил Викентий.
– А что думаешь про отцовство?
– Ну, будет у парня два папаши! Лучше, чем ничего, в любом случае!
– Ты даже на такое согласен? – еще больше удивилась Глафира.
– Если я люблю тебя, то безусловно принимаю все в твоей жизни! – уверенно произнес Викентий.
– А своих детей не хочешь? – скромно улыбнувшись, поинтересовалась Глафира.
– А я разве тебе не предлагал? – улыбнулся в ответ Викентий.
– Ну, насколько я помню – нет!
– Да? Странно! А мне казалось, я давно и безоговорочно согласен! Жду твоей готовности…
– Главное в этой истории – еще успеть! Последний вагон, он на то и последний… – улыбнулась Глафира.
Скорая. Месть
Вчера, сколько было прилично, Викентий с Глафирой пробыли у дона Диего, болтая обо всем, что приходило в голову! И о работе, и о жизни, и о его детях, и об Испании.
Потом Диего посоветовал им знакомого, любителя истории города, и отправил на экскурсию. Фернандо так и не вернулся в дом отца, оставшись с племянницей и семьей сестры. Диего ходил к ним на ужин, но поговорить с сыном так и не смог.
Утром в гостиницу доставили записку от Фернандо в таком же фамильном конверте, как и в первый раз.
Юноша-посыльный был несказанно удивлен такой эпистолярной активности жителей этой загадочной виллы, хозяина которой, как выяснилось, считал главой мафиозного клана.
Глафира прочитала вслух, переводя с английского:
– Дорогая Глафира! Отец приглашает вас на званый ужин по поводу нашего с ним примирения. Будут все наши многочисленные родственники, его друзья и спектакль местного театра.
Очень надеюсь, что твой Викентий разрешит мне поговорить с тобой тет-а-тет.
Твой Фернандо.
Глафира рухнула на гостиничный диван и, закрыв глаза, тяжело и как-то горестно вздохнула.
– Это то, о чем я думаю? – спросил Викентий, не выказывая никаких эмоций.
– О чем ты думаешь? – не открывая глаз, спросила в ответ Глафира.
– Ты боишься! – внимательно изучая реакцию любимой, то ли просто утвердительно, то ли насмешливо произнес Викентий, а может даже с тревогой в голосе. Глафира не разобрала.
– Чего? – заинтересовавшись, открыла она глаза.
– Себя!
– То есть? – подняла бровь Глафира в удивлении, улыбаясь.
– Он тебе нравится. И ты боишься не устоять под его чарами. Испанцы – горячие. Он – неординарный человек, и мы оба для тебя где-то на одном уровне твоего счастья находимся.