Глафира встала. Ее сердце разрывалось пополам! Хотелось довериться, все рассказать, все скинуть с себя и начать если не новую, то просто свободную жизнь от своих страхов и боли. Но!
Глафира посмотрела на Фернандо, который так же изучающе смотрел на нее.
– Теперь ты понимаешь, что чувствовал я, когда убивал нас, да? Ты – самая родная, самая сияющая и лучистая – обманула. И вроде из лучших побуждений, но обманула. Жестоко и цинично, просто профессионально делая свою работу. А потом обещала выйти замуж за меня, лишь бы я остался жить на этой планете, и через минуту, как я, поверив тебе, очнулся, упорхнула с другим. И ты думала, это все так просто может закончиться? Я, Глаш, с пятнадцати лет в Скорой, я спас тысячи людей, я – суицидник! Я умею такое вытворять, что твоему Викентию и не снилось! И я люблю тебя! И либо ты мне сейчас расскажешь, почему тебя накрыло нежелание жить, либо я буду мониторить тебя всю нашу жизнь и при первом звоночке отказа от жизни буду приезжать, прилетать, прибегать к тебе или просто жить в соседнем доме, соседнем подъезде и ходить всегда рядом по тем же улицам, по тем же твоим тропинкам! Чтобы ты всегда помнила, как мне больно и что тебя люблю я, а не все они!
Глафира провела рукой по его лицу, он задержал руку и поцеловал. Глафира грустно забрала руку, опустила глаза и пошла прочь.
Было чудовищно больно уходить от того, кто готов был принять ее любой, выслушать, нянчиться с ней, лишь бы помочь, стать ей папой, мамой, братом и сестрой одновременно, быть самым родным и самым отстраненным в тот же момент, чтобы спасти, чтобы ей стало легче.
– Ты забыл, что ты мне нравишься! Не могу я тебе все это рассказывать! – прошептала Глафира, удаляясь, возможно, от самого лучшего варианта мужчины своей мечты.
Не заходя за Викентием, Глафира добралась до гостиницы, не раздеваясь, легла в кровать, закуталась в одеяло и уснула, решив сегодня больше ни о ком не думать!
Побег
Утро накрыло воспоминаниями. Викентия рядом не было.
Ощущение чего-то непоправимого нахлынуло и понесло Глафиру в тоску отказа принимать действительность такой, какой она была.
Глафира попробовала заняться рутиной, даже не пытаясь отсканировать и найти Викентия, боясь обнаружить его там, где меньше всего хотелось бы и где почему-то даже не сомневалась, что обнаружит его.
Оделась, умылась, привела себя в порядок и спустилась в ресторанчик позавтракать.
Викентий спал, уткнувшись лбом в руки, лежащие на барной стойке. Глафира не решилась будить.
Села тихо около окошка и шепотом заказала завтрак. Но страдающее сердце почувствовало любимую рядом и разбудило владельца. Оглядевшись и найдя взглядом ту, к которой не решился подняться ночью, чтобы не знать, где она, почему не вернулась к нему и что случилось, он встал и направился, немного пошатываясь и от выпитого, и от бессонной ночи, к любимой, с болью смотрящей на него.
– Привет! – как ни в чем ни бывало Викентий сел рядом. – Как ночь провела?
– Спала в нашей с тобой кровати, – таким же тоном ответила Глафира, не задавая вопросов.
– Реально? – будто не слыша смысла сказанного, спросил Викентий. – А не хочешь спросить, где я провел ночь?
– Не хочу! – сжав губы, покачала головой Глафира.
– А ты спроси! – дерзко настаивал Викентий.
– Думаю, что у Златы, – спокойно ответила Глафира.
– И тебя это не волнует и не заботит! – с вызовом констатировал Викентий.
– Почему? Мне больно! – тихо произнесла Глафира.
– Больно? А где же тогда истерика? Где заламывание рук: как ты мог! Я же осталась верна тебе! Или не осталась? Или Злата – это плата за испанца, и мы теперь просто квиты?
– Если тебе легче так будет думать – пусть будет так! – понимая состояние Викентия, спокойно ответила Глафира.
Дверь резко распахнулась, в ресторан вошла пара, о чем-то горячо споря на испанском и бросаясь обвинениями друг в друга.
Глафира побелела, а Викентий медленно повернулся в сторону пары и застыл.
– Ты берешь парня, я – девушку, – скомандовал он, вставая и, в мгновение собравшись, твердой походкой пошел к испанцам.