Серафима пожала плечами.
– И еще один вопрос, можно? – тактично спросил Викентий.
– На предыдущие ты не спрашивал разрешения, – усмехнулась Серафима.
– Почему для тебя было так важно получить статус: «никто не прошел мимо»? Зачем эти десять выкинутых на ветер, не говоря на мусорку, лет?
– А ты не знаешь? – Серафиме хотелось удостовериться в искренности вопроса.
– Глафира сейчас закрыта для сканирования, а в прошлом меня этот вопрос, естественно, не интересовал…
– У меня нет статистики отказов, – ответила на поставленный вопрос Серафима.
– То есть?
– Всё считается под сто процентов. У тебя ноль пять, у меня сто.
– Я не слышал никогда о таком! Стопроцентная смертность? Что это?
– Да. То есть на деле она, конечно, не стопроцентная, но статистически смертность у меня не считается. Видишь, я даже здесь уникальна, – улыбнулась Серафима. – Такие, как я, есть, но работники Скорой обычно не очень знакомы друг с другом и не очень интересуются друг другом, если не дружат. Ты – легенда. Самый низкий процент отказов, я – не легенда, потому что хвалиться нечем.
– Так что значит: всё считается под сто процентов?
– Я прошла мимо! Не она, а я! – с силой и болью в голосе произнесла Серафима. – Она обратилась ко мне. В слезах. Попросила сигарету. Я сказала: у меня нет. И пошла дальше, прошла мимо. А у меня была, не знаю, почему так тупо ответила! Молодая, зеленая дура была! Сейчас я понимаю, что та, одна, сигарета могла все исправить! Помочь, остановить, перевернуть! Ты же знаешь, такое случается. Я отказала и прошла мимо. Ведь она просила не сигарету, а помощь! И она вышла потом в окно. А в том возможном мимолетном акте моего к ней участия… – на глазах Серафимы выступили слезы, и она не продолжила.
– И? – выдержав паузу, спросил Викентий.
– Что «и»? – печально усмехнулась Серафима.
– Какая мораль? Выход? Что изменит то, что никто не прошел мимо тебя? Зачем были выкинуты из жизни те десять лет? Ну, не считается статистика и не считается. Что дальше?
– Вик, ты же тоже отрабатываешь какую-то свою историю! Мы все отрабатываем какой-то свой косяк! Тысяча не прошедших мимо, и я смогу загладить свою вину!
– Тысяча? Ты шутишь?
– Нет. Один клиент в три дня, и за восемь лет я смогу отработать.
– А если бы ты оставила, – вздохнул, понимая трагичность ситуации, Викентий, – того, кто прошел мимо, – Олега своего гнить в сточной канаве, то на тебе навсегда висел бы тот косяк, как ты его называешь…
– Точно! – подняла бокал с вином Серафима и чокнулась с Викентием.
– И сколько лет ты готова отдать следующему, кто пройдет мимо? Есть же вариант не успеть отработать тысячу клиентов с такими потехами, как твой бывший а-ля муж.
– Я буду стараться!
– Блин, ну ты загадочная, конечно! – с улыбкой смотря на напарницу, воскликнул Викентий.
– Она была красивая. Очень! – задумчиво произнесла Серафима. – Мне очень жаль, и эта тоска не отпускает! Поэтому здесь шкурный интерес. Хочу нормальной жизни!
– Нормальной – это какой?
– Не знаю… Семью, детей своих…
– Ты не успеешь… – с сочувствием поглядел на напарницу Викентий.
– Но получаемый дофамин от спасенных выдает заряд счастья, и, возможно, старость немножко подождет! – подмигнула Серафима напарнику.
– Сколько до тысячи осталось-то?
– А, – беззаботно махнула рукой Серафима, – каких-то всего 468 человечков! С сегодняшним 467…
Скорая. Один из своих
– Какие у нас планы на сегодня?
Выспавшаяся Серафима вышла на кухню, где в идеальной чистоте сидел и задумчиво глядя в окно на выпавший первый снег, пил кофе Викентий.
– Я думаю, что сегодня мы обойдемся без твоих умопомрачительно мрачных клиентов и займемся тобой!
– Что значит: займемся мной? – удивилась Серафима.
– Я подумал, что если тебе больше нравится имя Глафира, то нам надо добыть его и вернуть!