А нож так и не удосужился стащить. Хожу без острого лезвия, словно голый по улицам.
- Танцор! – долетел до ушей знакомый голос. Из проулка прямо на меня вывалился Рогги. Дохнув парами алкоголя, перемешанными с запахом чеснока, возмущенно заявил: - ты чего трезвый?
Пришлось пожать плечами.
- Послушай мою науку, парень, - протянул Рогги. Облапил за плечи рукою, наклонился ближе и забубнил: - мы еще месяц плыть будем. Целый месяц, понимаешь? Не-а, нихрена не понимаешь. Иначе не разгуливал бы по улицам на трезвую голову. Что, думаешь, капитан от щедрот великих, велел каждому монет отсыпать и на берег отправить? А вот нихрена… Это чтобы матросы с ума не сходили, и бросаться друг на друга не стали, да зубами грызть, как треклятый Фартовый. Всеотец, забери душу злобной твари, - Рогги с досады сплюнул на землю.
Ответить всезнающему матросу я не успел. Чужая рука подтолкнула в спину по направлению к таверне. Будь я менее ловким, непременно бы споткнулся и распластался на пороге, а так пришлось подстраиваться: быстро перебирать ногами и поворачивать корпус, уходя от столкновения со встречным пьянчужкой, чтобы в самом конце вписаться в дверной проем.
- Как есть, Танцор! – раздался за спиной восхищенный голос Бабуры. Это он меня толкнул, едва не впечатав в стену. Мог и зашибить ненароком – силы в руках здоровяка было немерено.
Появление Танцора в таверне не осталось незамеченным. Приветственный хор голосов тут же наполнил помещение, пропахшее табаком и дымом, а еще пивом, что текло рекою. Мне всучили кружку пенного и усадили за стол, точнее за три стола, объединенных в один большой. Сошедшему на берег экипажу «Оливкой ветви» требовалось пространство, дабы отметить событие с размахом. Здесь были все, даже Дудиков, которого каким-то чертом занесло к пьяной матросне.
- Пей-гуляй, Танцор, барон угощает, - прогремело над самым ухом.
Интересно, что здесь забыл благородный господин? Неужели не смог найти более достойного занятия, чем сидеть в захудалой таверне, да напиваться дешевым пойлом? В портовом городе сыщется множество развлечений, начиная от игорных домов и заканчивая шлюхами на любой вкус и цвет, были бы деньги. У барона они точно водились… Холеная ладонь высыпала на столешницу очередную порцию золотых монет и с десяток луженых глоток разразился благодарственными криками.
- Танцор, чего застыл, словно девка красная перед грот-мачтой. Сказано же, барон угощает.
Пришлось сделать пару глотков. Напиваться не входило в мои планы, а вот поесть... В желудке мигом заурчало, стоило увидеть блюдо с жаренным мясом по центру стола.
Я схватил пару куриных ножек – ароматных, пахнущих чесноком и специями. Принялся рвать мясо зубами – податливое и такое нежное. Как же я по нему соскучился, Всеотец… От треклятой солонины кишки в узел свернулись. Сейчас бы еще похлебки наваристой с зеленым лучком – густой, со сметанкой, чтобы ложка колом стояла.
С глухим звуком стукнулись деревянные кружки - пьяные матросы разразились очередной порцией криков, а я вновь схватился за мясо, набивая голодный желудок.
- Смотри, как Танцор метёт, только зубы о кости стучат.
- Танцор, может пива?
- Отстаньте от парня, пускай отъедается, а то смотреть страшно – сплошные ребра.
- Это порода такая.
- Какая к шантру порода, когда ребра к позвоночнику приросли. Жрать надо больше, вот и весь сказ.
- Глянь, как челюстями работает… упустишь Жанетт, Танцор. Она сама дама стройная, только худых и любит.
Мне все эти разговоры были побоку – смеются и хрен с ним. Когда еще выпадет шанс поесть от пуза, так чтобы вдоволь: с сытой отрыжкой и жиром, стекающим по подбородку. А пиво… а пиво было откровенно паршивым – разбавленное, со странным привкусом древесины и кислым запахом половой тряпки.