— Да не только. Тут охраны, считай, почти и нет. Видел же сам: нахрен она нужна? Так, человек шесть, для порядку. Эти, которые вас доставили — это ж рейнджеры с севера. Тока начальник наш с ними был, остальные завтра-послезавтра уедут. Домов вишь сколько! Там вольных цельна толпа: всякие инженера, каменщики, архитектор даже приехал. Доктор, опять же. Да жёны ихние. Да дети с интерната на выходные приедут — охота им, думаешь, на наши рожи смотреть? Там зал раза в три больше, иногда не все враз входят. Да, дежурить по кухне будешь — посмотришь, — Бурый хлопнул по коленям и встал. — Ну всё, пошли, Антоха, неча сидеть.
Вечером староста проверил работу всех новеньких и объявил, что четверо, работавших на колке дров, получают половинную па́йку. В ответ на попытки возмутиться, Бендер жёстко обрезал:
— Половина работы — половина па́йки. Это сегодня, поскольку вы новенькие. С завтрашнего дня: не выполнил норму — хлеб и вода. Такое правило.
Перед сном Антона вызвали на улицу — поговорить. Он слегка струхнул, но пошёл. На лавках уже сидели Бендер, Нечаев и ещё человек шесть стариков. Антон как-то и не понял — как он определил, что они старики. Молодые на вид парни. Только вот глаза… Манера разговаривать, может быть? Или привычка командовать людьми, как у отца?
Бендер начал:
— Ну что, Антон, хотим от тебя услышать твою историю — за что ты на каторгу загремел, что ты за человек, чего от тебя ждать…
Бурый щурился и молчал. Рассказал он остальным или нет — непонятно. Да и какая разница?
Антон ещё раз пересказал свою историю, стараясь не показать себя совсем уж дебилом.
Повисла театральная пауза.
Бендер удивлённо и даже как будто жалостно сложил брови домиком:
— Ой, дура-а-ак… Отцу хоть сообщил?
Антона словно пронзило.
— Да как⁈.. А можно разве?.. Я же… Барон же всё равно сказал — обжалованию не подлежит…
Бендер сморщился, как от зубной боли.
— Ты голову-то из задницы вынь, Антоха. Не о тебе печаль. Батя твой искать ведь будет. Переживает, поди. Сколько лет-то ему?
Антоха натужно вспомнил год рождения отца — шестьдесят четвёртый.
— Получается… Семьдесят три в октябре будет…
— Ну вот. Сердце, наверно, слабое?
Такая мысль была совершенно новой.