Так или иначе, теперь его газета была на месте. Но она не нужна была ему прямо сейчас. После первого Туалетного Похода он засыпал без посторонней помощи. Нет, она понадобится только после Второго. Тем не менее, раз уж он все равно вышел в прихожую, он подобрал газету, чтобы отнести ее на прикроватный столик.
И едва не выпустил ее из рук. Ему совсем не понравилось ощущение того, к чему он прикоснулся. Во-первых, газета была холодной. Конечно, там, за дверью, была промозглая октябрьская ночь, наверное, никак не больше 40 по Фаренгейту, но бумага такой холодной не бывает, даже если внести ее с мороза. Это же не железо, в конце концов. А во-вторых — по крайней мере, в тех местах, которых коснулись указательный и средний пальцы Томаса — она была еще и влажной… нет, не просто влажной — слегка скользкой и липкой. Словно… (эта ассоциация, совершенно неуместная, тем не менее возникла в голове Томаса очень ясно)… словно он трогал не бумагу, а кожу полуразложившегося мертвеца, только что извлеченного из-под земли… или из-под воды.
«Чушь, — сказал себе Франджони. — Чертов парень просто уронил газету в сырую траву, вот и все».
Некоторое время он думал, не позвонить ли с еще одной жалобой — на сей раз на мокрую газету — но затем решил, что все же не стоит быть таким придирчивым. Бумага не была сырой насквозь — лишь слегка влажной, и если бы он подобрал ее, как обычно, в 5:30, то ничего бы не заметил — к тому времени она давно бы высохла. Чувствуя удовлетворение от собственной справедливости, он отнес газету на столик и улегся в постель.
Когда мочевой пузырь потребовал своего во второй раз, Томас первым делом попытался нашарить в темноте лежавший на столике «Бюллетень». Желание убедиться, что это самая обыкновенная бумага, оказалось неожиданно сильным; впрочем, на миг у Франджони мелькнула мысль, что на самом деле он никакой газеты вообще не подбирал и все это ему просто приснилось. Но нет, она лежала тут, на столике — и, конечно, на ощупь была столь же обычной, как и тысячи ее предшественниц. Успокоенный, Томас отправился в свой Второй Поход, а по возвращении включил лампу, надел очки и приступил к своему обычному ритуалу. Как, наверное, и во всякой местной газете, заголовки на первой полосе «Барлингтон Бюллетень» в разные дни оставались неизменными по стилю, но при этом очень сильно варьировались по содержанию. С одинаковым энтузиазмом газета информировала читателей и о сенсациях мирового и национального масштаба (если таковые имели место), и (в отсутствие таковых, что случалось гораздо чаще) о рождении медвежонка в барлингтонском зоопарке или урожае тыкв у местных фермеров. Причем, если новости мирового уровня обычно сходили с первых полос уже на следующий день, то какие-нибудь истории со вскрывшимися финансовыми махинациями местного суперинтенданта или превышением уровня асбеста в местной средней школе могли тянуться неделями, по мере того, как расследование скандала подбрасывало новые подробности, а оправдывавшиеся или каявшиеся городские чиновники делали новые заявления.
Вот и на этот раз материалы первой полосы выглядели скучно (что, впрочем, вполне устраивало Франджони, совсем не жаждавшего острых переживаний). Здание старой обувной фабрики (закрывшейся двадцать лет назад и с тех пор зиявшее выбитыми стеклами прямо напротив детского парка на Мэпл Стрит) будет, наконец, демонтировано — город достиг соглашения с его владельцами; очередной раунд дебатов между сторонниками и противниками бурения окончился ничем (эти дебаты тянулись уже шесть лет, с тех пор, как в округе обнаружили газовое месторождение; аргументы сторон оставались неизменными, «прибыль и новые рабочие места» — «вред для экологии», и добрый десяток экспертиз, проведенных за это время и в основном показавших беспочвенность экологических страхов, не сдвинул ситуацию ни на йоту — «Мы не знаем, что может вырваться из-под земли на этот раз», патетически заявил на дебатах лидер местных «зеленых»); в городском совете Барлингтона состоялось обсуждение налоговой реформы, предложенной мэром Дрэйзеном…
Эту заметку Франджони стал читать подробнее. От налоговой реформы он не ждал ничего хорошего. Город давно уже испытывал серьезный бюджетный дефицит (как, впрочем, и страна в целом, и что вообще идет хорошо в наши дни?), и, как водится, демократы предлагали решить проблему поднятием налогов, республиканцы — сокращением социальных выплат и муниципальных должностей (включая не только городских чиновников, но и полицию, штаты которой предлагалось урезать чуть ли не на треть).
Франджони не устраивали оба варианта. Он предпочел бы, чтобы вообще ничего не менялось — в конце концов, с чего бы это вдруг у величайшей в мире страны перестало хватать денег, если их всегда хватало раньше? — но планы демократа Дрэйзена пугали его больше. Если они поднимут налоги на недвижимость, из каких шишей, по их мнению, он будет платить за собственный дом? Поэтому, неприязненно скользнув взглядом по обычному бла-бла-бла мэра про «жертвы, необходимость которых мы все понимаем», он принялся с надеждой читать, что там заявила в городском совете кандидат в мэры от республиканцев Дебора Рид:
«Глубоко неверно, как делают наши оппоненты, сводить нынешние трудности к одним лишь экономическим аспектам. Тем самым мы игнорируем более глубокие причины, коренящиеся в падении моральных устоев нашего общества. Если бы не падение нравов среди молодежи, не ведущаяся уже десятилетиями пропаганда добрачных сексуальных отношений, контрацепции и абортов, мы вполне могли бы вернуться к ежегодному налогу в одну
(См. НАЛОГИ на странице 5А)»
«В одну что?» — недоуменно подумал Франджони, перелистывая страницы. Если бы речь шла о процентах, там стояло бы число с процентным значком. Или, может, имеется в виду что-то типа «в одну треть от нынешних»? Нет, слишком уж оптимистично. И главное, при чем тут нравы молодежи (которые, впрочем, Томас тоже решительно не одобрял)? Ага, вот продолжение: