— Так ведь доброхотное подаяние должно быть по средствам! — устало возражала мать Юлиана, — И потом, дадим мы крестоносцам нашу лепту… так они только посмеются! У них целая башня золотом набита. Представляете?! Целая башня! Знаете, сколько они заплатили римскому королю Венцелю, чтобы тот в прошлом году попробовал урегулировать конфликт с поляками и присудил тевтонцам Жемайтию? Шестьдесят тысяч флоринов! А сколько они заплатили венгерскому королю Сигизмунду? Триста тысяч дукатов! За эти деньги Сигизмунд попытался разбить польско-литовский союз, предлагая Витовту королевскую корону. Но у него не вышло. А денежки-то уже уплачены! Да ещё такие деньжищи! И тут мы со своими сорока пятью дукатами — вот вам, братья во Христе! Не побрезгуйте!
— Дело не в сумме, — отмахнулась мать Терезия, — Не сумму Господь смотрит. А сам факт милосердного деяния. Да и сами посудите, не сразу же та заветная комната золотом наполнилась? Грошик к грошику, флорин к флорину, дукат к дукату… вот и набежало так, что можно по триста тысяч черпать! Я считаю, что и наши сорок пять дукатов лишними не будут! Хоть бочку пороху на эти деньги купят! А Господь увидит нашу смиренную лепту, да и смилостивится… Или вы хотите, чтобы получилось, как мать Люция рассказывает?! Чтобы крепость поляки взяли?!
— Кхм! — громко сказала я, потому что, мне кажется, увлечённые спором, наши монастырские руководители меня не заметили.
— О, Господи! — чуть не подпрыгнула на стуле мать Терезия, — Катерина! Чего тебе?!
— Э-э-э… а нет ли у нас, матушка, лишнего нательного крестика? — попросила я.
— Зачем тебе?
— Ну-у-у… тут так получилось, что один рыцарь… невольно, так сказать…
— Пойди к матери Филиппине! — не стала меня дослушивать матушка, — Скажи, я разрешила! Пусть подыщет какой-нибудь попроще. Или, нет! Пусть даст самый хороший! Ибо, не будем впадать в грех жадности!
И я побежала, сначала к матери Филиппине, потом к больному «ангелу», ещё раз смочила ему губы, и повесила крестик. И как раз успела, потому что пришёл священник соборовать умирающих. А я, чтобы не мешать, ускользнула опять в операционную.
Доктор фон Штюке устало сидел возле операционного стола. При виде меня он встрепенулся, но я сделала успокаивающее движение, мол, ничего не случилось.
Помолчали.
— Брат Гюнтер — это мой старинный друг, — негромко начал доктор, — Словно родной брат. Мы с ним такое прошли, что и врагу не пожелаешь. Я не могу отказать ему в просьбе. Ты слышала, что он рассказывал?
— Слышала, — призналась я.
Доктор бросил на меня мимолётный удивлённый взгляд, но не стал заострять. Всё так же устало он продолжил:
— Так бывает. В рыцарском шлеме обзор ограничен. А тут ещё столько эмоций: арбалетчиков увидел, коня потерял, ярость взгляд застила… И тут же смертельная угроза. Не удивительно, что он не заметил парня, который бросился ему на выручку. Бедному Гюнтеру показалось, что тот появился ниоткуда. А тут ещё луч солнца, похоже, ему в глаза брызнул. Вот и вбил себе в голову, что это не человек, а ангел. И всё же, всё же… Я тебя очень прошу, займись этим его спасителем. Ради меня и моей дружбы с Гюнтером. Он славный человек, хотя порой бывает излишне горяч и чересчур громко разговаривает.
Я освобождаю тебя от ухода за остальными ранеными. Там и без тебя справятся. Будешь помогать только тому несчастному… ну и немного мне в операционной. У тебя здорово получилось убедить такого упрямца, как Гюнтер! Ну и кроме того, всегда надо и кровь со стола замыть и корзину с отрезанными ногами-руками вынести. Договорились?