Хосе Рауль водил тетю Аграфену в пивную на Гороховой, тесную и грязную, со следами пивной пены, разлитой по всему полу, тут он встречался с известным журналистом Марианом, и они, поглощая пиво кружка за кружкой, принимались аккуратно поносить и оскорблять друг друга, поскольку Мариан был консерватором, а Хосе модернистом, футуристом и революционером как в отношении поэзии, так и в целом по жизни.
Тете Аграфене сильно нравилось присутствовать на этом спектакле двух гениев лицом к лицу, поливающих друг друга грязью за кружкой пива, и потом она читала в журналах, что поэзия ее жениха, то есть Хосе, не нравится ни Блоку, ни Гумилеву, ни много кому еще из наших критиков, как уже говорилось ранее. Но ей самой эта поэзия нравилась, как и газетной прессе, чье мнение тоже для нее многое значило.
Как-то за обедом тетушка Аграфена спросила отца Григория:
— Какого вы мнения, отец Григорий, об этом молодом американском поэте, Рауле Капабланка, который у нас теперь так популярен?
— Натуральный папуас в перьях.
Тетушка Аграфена, обладая, сама о том не ведая, исключительной интуицией в оценке произведений искусства, подумала про себя о том, что если кто и не понимает ничего в поэзии — то это сам отец Григорий, который с легкостью рифмовал Сибирь и монастырь, а молитвы его собственного сочинения, которые он имел привычку декламировать в присутствии публики, были тяжеловесные и однообразные, как крестный ход.
У нас дома Хосе Рауль тоже никому не нравился, даже прадеду Максиму Максимовичу, хотя он был наиболее либеральным и продвинутым из всех.
— У этого молодой индейца все стихи о дворцах да о жемчугах. Поэзию надо посвящать чему-то, имеющему пользу для жизни, чему-то несущему просвещение, как учит нас Лев Толстой.
И тетя Аграфена стала наконец понимать, гуляя с Раулем по парку в Царском Селе, что на ее глазах сменяется эпоха, и на смену старому времени приходит другой век, которому сама она принадлежит, и, что музыка Рауля звучит мирам, небесам и дорогам, выходящим далеко за рамки провинциального Петербурга. Какая жалость, что кубинцу не суждено было от рождения выглядеть ну хоть малость привлекательнее.
— Где ты нашла этого поэта, похожего на дикаря, который теперь постоянно повсюду таскается рядом с тобой? — интересовались сестры Коробейниковы.
— Вроде бы он родом откуда-то из Южной Америки, или из сельвы, я точно не скажу вам, мы ведь с ним еще совсем недавно знакомы.
— И ты смогла запомнить что-нибудь из стихов, что он тебе читал?
— Да, вот смотри: «…мое сердце отправилось в странствие и возвратившись обрело в себе гармонию священной сельвы».
— Ничего себе, так это действительно красиво звучит.