На вечеринку было приглашено более пятисот гостей, и все до единого пришли. Таким образом, к десяти часам поляна была заполнена людьми, которые разговаривали, пили, ели, танцевали, смеялись или пытались делать все это одновременно. Шум стоял страшный. Из-за фейерверков, гостей и оркестра праздник, должно быть, был слышен за много километров.
За лесом, в белом лунном свете, сидели лакеи, слуги и водители карет и слушали разнообразные звуки смеха и веселья, изредка поднимая глаза от своих карточных игр, чтобы взглянуть на костер или фейерверк между деревьями. Лошади выглядели странно беспокойными. Они шаркали, клекотали, а некоторые скулили, как это бывает у лошадей. Но водители карет просто продолжали играть в карты и завидовать своим хозяевам.
Около 23:30 миссис Фортеск упала в обморок — "Наверное, от жары", — сказал ее сопровождающий, — но на самом деле она слишком много выпила. Друзья оказали ей помощь, а затем отвезли домой задолго до окончания вечеринки. Долгие годы после этого миссис Фортеск рассказывала о той ночи и о том, как божественное провидение спасло ее одну.
Вечеринка продолжалась. Смех становился все более истеричным, музыка — все громче и настойчивее. В костер складывали поленья. Он потрескивал и ревел. Открывались и опустошались ящик за ящиком шампанского, готовились и поглощались подносы с едой. Под масками толстые лица растворялись в истерике, презрительные — усмехались, военные — мрачнели. Каждый играл свою роль лучше, чем когда-либо прежде. А над их головами, неведомо для гостей, деревья тихо шептались друг с другом на языке, древнем, как сам мир. Шептали о задуманной мести.
Кто-то вырезал свои инициалы на стволе старого дуба.
Он умрет, — прошелестели листья.
Другой человек бросил в костер живую ветку и улыбался, глядя, как она горит.
Он тоже, — едва донеслось в гуле веселья.
И среди неровной толпы гостей герцогиня смеялась под маской из серебряных листьев и забывала все, что ей говорили. И больше всего взволнованные деревья ненавидели ее — ведь это она начала все это, она стала причиной этих убийств, этих осквернений. Для нее не могло быть слишком страшной смерти.
Герцогиня распорядилась, чтобы в полночь все огни были погашены (кроме костра, конечно) и чтобы все сняли маски и показали, кто они (все, правда, знали, но все равно было весело). И вот, когда наступила полночь, герцогиня велела оркестру прекратить игру, что и было сделано. Как только музыка оборвалась, конечно же, прекратились и разговоры, и все гости повернулись, чтобы посмотреть на хозяйку праздника.
— Милорды, леди и джентльмены, — начала она (одинокое приветствие адмирала, который немного перебрал с алкоголем). — Уже почти полночь (еще одно приветствие адмирала; на этот раз его резко прервала жена адмирала, затолкавшая ему в рот пирожное с крыжовником). Если мы будем молчать, — продолжала герцогиня, — то сможем услышать удары церкви в долине. Тогда, на двенадцатом ударе, давайте веселиться до рассвета!
На поляне стояла тишина, лишь потрескивал костер. Никто не шевелился. Адмирал заснул, обмазав рот крыжовниковым пирогом. И тут, далеко-далеко, раздался звон колокола.
Один...
Два...
...Герцогине показалось, что среди деревьев что-то шевельнулось...
Три...
Четыре...
...Темные формы смещаются и собираются в одну...
Пять...
Шесть...
...Колдун был прав...
Семь...