Убийца подскочил с диким воплем. Грянулся о землю. Узнав Бертрана, ухмыльнулся, начал тереть заспанное лицо.
— Видел бы ты сейчас себя, — вздохнул Суи, — упырь чистейших кровей.
— Ничо, — Хунтей запустил пятерню в волосы, почесался с наслаждением, — скоро у нас самые лучшие зеркала будут! Насмотримся, йопта!
— Но ты лучше заранее отмойся, а то нас и в город не пустят. Решат, с Пустошей сбежали.
— А и пусть! А и ладно! — загоготал Хунтей. — Пусть боятся!
Бертран покосился на давно уже остывшее тело.
— Пошли, что ли?
— А пожрать⁈ — рожа Хунтея вытянулась, как у коня.
— На ходу пожрем, — отрезал Суи, — ты же тут развел… бордель! Радуйся, что только хорек приходил. А вдруг медведь?
— У вас тут медведи водятся? — явственно посерел недавний храбрец. — Горы же далеко!
— Ну не прям под каждым кустом, — пожал плечами Бертран, — но заходят часто. В том году у нас в селе трех коров задрали, и пастуха. Пастуху левую ногу съели. И правую руку. Смеху ради, как мы поняли.
— Жути-то нагнал!
— Сам спросил.
— Ну тоже верно, чо. На ответочку нарвался!
Уходя от выворотня, Бертран на миг задержался, бросил последний взгляд на покойника. На окровавленном лице видны были только глаза, уже подъеденные лесной мошкарой. Тусклые провалы в смерть.
— Пока не отмоешься, идем вдоль тракта, на дорогу не лезем. А ведь, серьезно говорю, примут тебя за выродка какого-то, да копьем сунут. Прям в печенку. От твоей рожи молоко поскисает!
Хунтей спорить не стал, признав безоговорочную правоту напарника.
Ближе к началу дневной стражи, сократившаяся на треть компания вышла к воде. Река носила название Бегер, и в нижнем течении разливалась на несколько перестрелов*[мера длины, примерно метров 200–250]. Бертран сам не видел — от знающих людей слышал. Сам-то он, первый раз в жизни отошел так далеко от деревни. До чего жизнь довела-то!
— Уверен, что Бегер, а не какая другая? Чот я про такую и не слышал, еба! — сомневался Хунтей, глядя на реку из прибрежного ивняка. Пыль смешалась с кровью и потом. Получившаяся смесь высохла, образовав жуткую маску. Бертран все не мог привыкнуть к страхолюдной харе товарища.
— Других тут и нет, — помотал головой Суи. — Ручьев много, конечно, но чтобы прям река-река… — он помотал головой. — Нет, больше ничего, кроме Бегера.
— Да чо ты завелся, а? Бегер, так Бегер! — Хунтей шумно потянул носом. — Только вот мне те парни не нравятся.
— Они никому не нравятся, веришь или нет.
По ту сторону моста, располагался пост, обнесенный забором из заточенных бревен. Проверяли всех, едущих и идущих по тракту. Сколько там стражников всего, посчитать не получалось — иногда виднелись головы, да мелькнуло поднятое копье.
Проскочить не было ни малейшей возможности — и не хотелось повторять судьбу бедолаги, повешенного шагах в двадцати от поста. Пробиваться же силой… Бертран потряс головой — на подобную глупость в компании с таким товарищем, он бы не решился и за бочку золота.
Хунтей, похоже, тоже оценивал вероятность победы здраво, поэтому ограничился тем, что пробурчал о том, что стражников надо резать ночью и спящими. Иного, мол, и не заслуживают.
— Думаю, ночью у них горят факелы, не подобраться.
— Да и фишку рубит один-два. Все за раз не дрыхнут! Не, братан, не пройдем никак. Ты в списке, а про меня — вообще отдельный указ был! — с гордостью «признался» Хунтей. — Повяжут, пернуть не успеем.