Запирая дверь и усаживаясь в свой старый «жук», я впервые задумался о том, что мама почему-то всегда с ярым фанатизмом изживала тех редких девушек, которые переступали наш порог, и никогда не протестовала против парней, даже таких, как Чарли-предатель. Что ж, теперь я знаю, что и это было не случайно.
…
Не имеет смысла долго задерживаться на подробностях моего путешествия. Продолжу сразу с того места, когда не только шоссе, но и грунтовки закончились, и я углубился в дебри канадской тайги. Некоторое время я опасался, что случись на моем пути встречная машина, то кому-то придется долго пятиться задом до места, где можно будет разминуться. Но мне так никто и не попался. Иногда деревья обступали дорогу так тесно, что я боялся, что дорога – если можно назвать дорогой две густо заросшие травой колеи – вовсе исчезнет, и тогда мне не останется ничего иного, как поворачивать назад и искать другой путь, или вовсе бросить машину и топать пешком. GPS мой давно уже сел, и я без устали нахваливал себя за распечатку карты. По дороге мне встретились несколько индейских поселков. Местные, выходящие из хижин, не пытались преградить мне путь, но глядели настолько хмуро и неприветливо, что я не то, что не притормозил, а даже прибавил газу и заблокировал все двери.
Последнее поселение, которое я встретил, оказалось запущенной деревушкой на пару десятков наполовину вросших в землю хибар. Ее я бы тоже предпочел объехать, но у меня закончились припасы, поэтому я притормозил у покосившейся ветхой лавки и пополнил запасы воды. Хотелось взять что-то и из еды, но я поостерегся, ибо то вяленое мясо, что лежало на прилавке, было неясного происхождения, явно несвежее, и пахло соответственно. Я попробовал завести разговор с апатичной девушкой-продавцом, но разговора не вышло. Некоторое время она абсолютно пустыми глазами наблюдала за моей активной жестикуляцией и отчаянными потугами вспомнить что-то из мохаукского, а потом молча удалилась в каморку за прилавком. В поисках еды я попробовал обратиться к нескольким пожилым женщинам, сидящим у своих хижин и плетущих циновки, но они так же молча вставали и уходили. В конечном итоге я оставил свою затею, а сверившись с картой, заключил, что голодная смерть мне в любом случае не грозит. Оставалось около дня пути, а если дорога улучшится, то и того меньше.
Она не улучшилась, но и хуже не стала, поэтому, несмотря на усталость и недосып, к следующему утру я был на месте. Так ярко помню последний этап моего путешествия – я как раз подъехал к узкому проезду между двух скал, густо поросших древними соснами, и невольно насторожился. Скалы, серые и мрачные в предрассветных сумерках, таили неясную угрозу. Мне это напомнило жуткую легенду про Сциллу и Харибду. Я заглушил двигатель и вышел из машины размяться. Внутренний голос настойчиво советовал бросить все и ехать обратно, увещевал воспользоваться последним шансом, отметая все мои робкие мысленные протесты. Я уже почти ему поддался, но позади меня вдруг взошло солнце, осветив и узкий путь между скал, и сами скалы в такие радушные желто-розовые тона, что захватило дух. Мрачные тени рассеялись, а вместе с ними, как по сигналу, на меня хлынули ароматы моего детства – чистой озёрной воды и жарящегося на углях жирного лосося.
Я понял, что до моей цели осталось всего лишь проехать мимо этих скальных выступов, и я получу все, что хочу – и встречу с единственной оставшейся у меня родной душой, и ответы на все вопросы, и глоток чистой воды, и вкусный завтрак из свежайших рыбных деликатесов. Желудок ворчливо поддержал меня, словно подтверждая, что все мои страхи – лишь отголоски материнской паранойи, и я решительно вернулся в машину.
Через несколько минут я оказался на побережье. От красоты открывшегося вида у меня покрылось мурашками все тело! Озеро сверкало синевой в лучах восходящего солнца. Над водой стояла невесомая паутинка утреннего сизого тумана. Прибрежные кустарники низко клонились к тихим водам, в которых то и дело слышался сонный всплеск утренней рыбы. Высоко в небе неторопливо кружила какая-то крупная птица. Я перевел взгляд направо, и мои глаза тут же наполнились слезами радости. Бабушкино поместье стояло на прежнем месте. Оно казалось мне одновременно и больше, и меньше, чем в детстве. Я жадно отыскал глазами ту самую веранду на сваях, где мы с братом когда-то проводили наши беззаботные летние ночи…