— Понимаете, сэр. Все дело в кольце. Кольце Зигфрида. Я просила, чтоб жених мне на помолвку подарил именно его. — Ребекка поиграла пальчиками левой руки, на которых блеснул тремя бриллиантами древний артефакт из драконьей пещеры. Гарольд подобрался, понимая намек. Невеста знает, где сокровищница и плащ Левиафана уже у нее. Мол, не сбежишь, не отвертишься. Хотя он и не собирался. Знал силу клятв рода Хредель. Носителям королевской крови много позволено, но и спрос с них велик.
Ведьма тем временем ворковала:
— Но Гарольд все отказывался. Мы с женихом сильно повздорили. И я придумала маленькую женскую месть, чтобы сделать его сговорчивей. Попросила у родственницы зелье сна, похожего на сон, и разыграла весь этот спектакль. Мне жаль инспектор, что пришлось вас впутать. Но оно того стоило. Не так ли? Ой, и кажется я немного напугала вашего патологоанатома. Передайте ему мои искренние извинения. Но думаю, вы легко бы догадались о невиновности моего жениха, если бы посмотрели мой блог. Сегодня ночью я сняла репортаж о том, как выбиралась из морга. Его легко найти, он в топе.
Шон Уилсон мог много чего сказать про молоденьких дев, дуреющих от денег и вседозволенности, но вместо этого лишь устало отметил:
— Вам придется заплатить штраф, мисс.
— О-о-о, не беспокойтесь. У меня для этого отец с женихом есть. Правда любимый?
Гарольд сдержанно кивнул и прижал Ребекку к себе так, что у той хрустнули ребра.
— Да дорогая. Судьба у меня такая теперь, платить по твоим долгам.
Старший инспектор сочувственно посмотрел на лэрда, выдал еще пару казенных фраз и поспешил откланяться. Стоило тяжелой двери отрезать замок от внешнего мира, как Ребекка выскользнула из крепких объятий, вытянула руку, и из прильнувшей к ней тьмы достала вытканный золотом плащ.
— Её зовут Киан Кехт. Я выполнила свою часть, теперь твой черед.
Гарольд принял из рук невесты плащ и скривился, вспоминая, как надевал его в прошлый раз. Стало стыдно.
«Надо было попросить у брата прощение. Хоть через Айлин передать. Не догадался, дурень. Теперь уж поздно… Надеюсь, гроган услышал имя и успеет его передать».
— Зря ты это кольцо взяла, дорогая моя. На нем проклятье. Теперь нам не быть вместе, — произнес он насмешливо и накинул проклятый плащ на плечи.
Ткань блеснула золотом, придавила тяжестью древней магии, но Гарольд не почувствовал сковывающих пут. Склонил пониже голову, стараясь дышать через раз и силясь понять от чего древний артефакт не впился в него, как в прошлый раз. По всему выходило, что Кайлех солгала и не назвала истинное имя Энн.
Ведьма тем временем запрокинула голову и расхохоталась.
— Как был самонадеянным глупцом, так им и остался. Только на этот раз тебе не спастись. Дурак! Твоя жертва бессмысленна. Ты ведь не думал, что я побегу спасать твою ведьму. Это имя ее братца. Это уже тысячу лет гоняет ветер на пустоши. Скоро к нему присоединиться еще одно. Твоя драгоценная Энн мертва. Моя родственница бедняжке(?), чтобы та не мучилась. Я вновь обманула тебя, король Альбы.
Ярость не успела коснуться сердца. Мир, поплыл, подернулся сизым туманом. Чувства схлопнулись. Гарольд словно отделился от себя самого. Отстраненно, глядя со стороны он увидел, как срывает с собственных плеч плащ Левиафана. Древняя ткань бьется словно парус.
Взмах, и Ребекка спелената от плеч до ног. Глаза ее стекленеют, а изо рта, жужжа, кубарем вылетает огромная муха. Хлопок крепких мужских ладоней и насекомое падает на пол, оборачивается белым червем. С поразительным спокойствием лэрд давит насекомое ботинком. Хруст раздается, как гром.
На полу, из лужи закручивается в воронку ветер. Проносится по гостиной, круша все кругом, и, выбив окно, вырывается наружу. Ребекка сломанной куклой падает на пол. Сердце делает новый удар и на Гарольда обрушивается опаляющая боль утраты.
Сотканная сердцем алая нить вырывается огнем, выжигая комнату дотла. Со звоном лопаются струны внутри рояля. Занавески осыпаются сизым пеплом. Внутри неистово свирепствует дракон, желая вырваться наружу.
«Нет, не сейчас. Подожди друг, успокойся, молю», — Гарольд впился онемевшими пальцами в обгоревшую спинку кресла.
Удивительно, но дракон услышал человека, принял его волю. Только боль от этого не стала меньше. Захотелось кричать, разорвать горло отчаянием, но тишина вокруг настолько густая, что пробиться сквозь нее невозможно. Вздохнуть невозможно. Лишь рык низкий, утробный вырвался наружу.