– Вот теперь ты мой. И торопиться я, как ты и просил, не буду.
– Та… – он с большим трудом сглотнул кусок царапающего горло комка, – …ма-ра… что ты… де…
Челюсть девушки уже необъяснимым образом выдвинулась вперёд, змеевидный отросток висел чуть ли не до груди, но это не помешало оторопевшему Константину понять, что она улыбается. Запоздалая мысль прошила голову, а ведь дежурному он так и не сообщил… Он уже никогда не узнал о том, что телефон его не поймал сигнал даже от ближайшего ретранслятора.
– Правильно, я Мара. Догадался всё же, или это мысли твои заплетаются от страха?
Достав откуда-то снизу большой широкий кухонный нож, девушка подскочила к нему и одним быстрым движением вспорола на животе футболку. Сорвавшуюся капельку крови ловко подцепил извивающийся язык, и она прижмурилась от удовольствия.
– Хорошо, что ты сегодня не пил. Иногда встречаются такие козлы… А ты сильный, сложно такого подчинить, пришлось помучиться… – поочерёдно поднимая ему ноги, она срезала штанины брюк.
– Ничего, тем вкуснее будет…
С ремнём и поясом ей пришлось повозиться, но особенно это её не обескуражило. Скоро куски брюк улеглись на забрызганный водой пол. Оттянув кожу, она одним движением срезала расправившуюся в тепле мошонку, и натекающая вода тут же окрасилась розовым.
– Это чуть позже, на сладкое – она длинно и с удовольствием лизнула окровавленную добычу и отвернувшись, аккуратно положила на блестящий столик.
Какая-то безразличная истома охватила всё тело, и капитан Семашко равнодушно смотрел на недавнюю красавицу Тамару, им самим же… с большим опозданием, названную Марой. Она резким движением смахнула с головы парик, и теперь медленно превращалась в голую женщину с лицом лысой, и отнюдь, недоброй собаки.
– Или ты ещё ничего не понял? Дурашка. Горяченькое люби-ишь… Как же ле-егко вас лов-ви-ить коз-с-лло-овфф оза-або-оче-н-н-ы-ых… – челюсти совсем по собачьи вытянулись вперёд, а язык, оставшийся всё таким же длинным, мягко извиваясь, свесился в бок. Слова превратились в бессвязные шепелявые звуки и Константин, не чувствуя боли, увидел, как первый вырванный с кожей и кровью кусок его ноги, исчез в зубастой пасти…