Когда все закончилось – и кофе, и пирожное, и рассвет – как раз было уже почти десять часов. Я собралась, бережно завернула оба кинжала в пачку старых газет и уложила их на дно спортивной сумки, под комплект одежды-каратеги. Вышла из квартиры, тщательно заперла за собой двери, сложила ключи в карман, карман застегнула на «молнию» и, выбивая каблуками ботинок по ступенькам лестницы пулеметную дробь, ссыпалась вниз. А там… Хмари, которая оккупировала небо последние две недели, словно и не бывало. На бледно-голубое небо бодро карабкалось неяркое желтое солнышко, отражаясь в лужах и мокром асфальте. Оглушительно чирикали воробьи, раздергивая на крошки краюху хлеба. С воплями носилась по двору малышня. И даже бабульки, выбравшиеся посидеть на лавочках в промежутке меж двумя сериалами, выглядели вполне умиротворенно.
Я поздоровалась с бабками, они поздоровались в ответ, и я пулей проскочила мимо них подальше, чтобы не слышать, как они будут меня обсуждать. Как-то раз довелось случайно ухватить кусочек сплетен. О том, что я такая вся несчастная-разнесчастная, о том, что мне срочно нужно найти хоть какого-нибудь плохонького мужичка, не то в конец пропаду – ну и прочее в том же духе. В общем, мне хватило. Вот я и не рвусь больше греть ушки со старушками. Ну да это мелочь, ерунда. И она никак не могла испортить мне настроение от только что начавшегося прекрасного дня.
До подвала, в котором вот уже сколько лет обитала секция каратэ, я доскакала вприпрыжку. И это совсем не преувеличение. Скорее – бонус, который я могу себе позволить, маскируясь под маленькую девочку. В самом деле: невместно серьезным взрослым теткам скакать по тротуарам этаким козликом. А я – могу! Забежала в подвал, выцепила глазом от входа пару-тройку знакомых физиономий, махнула им рукой и тут же завернула в кондейку к Санычу. Тот был занят крайне важным делом: заваривал чай.
Утренний чай для Сан Саныча такой же ритуал, как для меня – вечерний. Ну или как мой сегодняшний кофе. Он кипятит специально принесенную воду в старом, советском еще, чайнике, ополаскивает кипятком большущий двухлитровый фарфоровый заварник и начинает священнодействовать, кидая в чайник по одной, по две, по три щепотки из двух десятков различных баночек, коробочек и пакетиков, расставленных на специальной полке над его столом. Заварник, отдраенный до идеальной чистоты снаружи, внутри покрыт толстым слоем черно-коричневых отложений некогда в прошлом выпитых чаев. Саныч утверждает, что эти многолетние наслоения придают чаю добрую половину вкуса и аромата.
Залив кипятком заварку, Саныч накрывает чайник толстым махровым полотенцем и ждет. Рядом зачастую ждут с кружками наготове особо приближенные лица, которым дозволено приобщиться к шедевру нашего местного баристы. Но процесс еще не окончен! Минуты через две Саныч сливает из чайника все содержимое в специально хранимую для этих целей банку. Сливает, и тут же переливает настой из банки обратно в чайник. Вот теперь все, ритуал завершен!
Можно сколько угодно смеяться над чудачествами тренера, но чай у Саныча получается неизменно великолепным. Он пьет его из тонкого стакана в серебряном подстаканнике, и прежде, чем сделать первый глоток, обязательно посмотрит через стакан на настольную лампочку, чтобы оценить крепость заварки. Чай на просвет получается глубокого золотисто-коричнегого оттенка. Разбавлять такой кипятком и, тем более, холодной водой – это, без преувеличения, кощунство. За такое запросто можно и права дегустации лишиться, прецеденты были. Зато бухнуть в стакан пару-тройку ложек сахара – это обязательно. Саныч любит повторять, что чай должен быть крепким, сладким и горячим. И неизменно следует этому правилу.
Когда я заскочила в кондейку, Сан Саныч, прищурясь, смотрел на лампочку сквозь тонкое стекло стакана. Удовлетворясь увиденным, щедро сыпанул в чай сахарного песку и, наплевав на английский этикет, принялся размешивать сахар, позвякивая изящной мельхиоровой ложкой по стенкам стакана.
- Привет, Кнопка! – поприветствовал он меня. Такое обращение дозволяется только ему, и никому больше.
- Что такая взъерошенная? Ты погляди на себя: что тот воробушек. И голова, вон, вся в перьях.
Я, конечно, тут же, повернулось к большому овальному зеркалу, намертво прикрученному к некогда полированной дверке шкафа. Действительно, на виске осталось каким-то образом не замеченное мной перышко. Я скоренько привела себя в порядок и плюхнулась за стол. Саныч, не говоря ни слова, тут же снял с полки «мою» фаянсовую чашку и доверху наполнил ее свежезаваренным напитком. Я принюхалась, отхлебнула глоточек и одобрительно кивнула.
- Класс!
Одобрение было воспринято как должное. Саныч покивал, пошвыркал чаем из своего стакана, и брякнул:
- Ну что, рассказывай, во что нынче вляпалась.
- Это будет долго, - предупредила я его.
- Ничего, нынче есть кому молодежь погонять. Рассказывай.
И я принялась излагать.