— Так воздух тут не поможет, — махнула рукой старушка. — В проклятье дело-то. Тут хоть холодной водой обливайся по утрам, хоть вокруг дома бегай, хоть приседай — всё едино, не будет силы ни в руках, ни в ногах. Ох, прости, батюшка, дуру старую! — расстроилась она, заметив мой пристальный взгляд и решив, что её слова сделали мне больно, напомнив о недуге. — Не надо мне болтать! Всё, ухожу! — и она, подхватив грязные тарелки, юркнула в дверь прежде, чем я успел её остановить и расспросить.
Вот ведь бойкая старуха!
Выйдя на улицу, я попытался вдохнуть полной грудью воздух, но не смог: под рёбрами засвербило, и меня согнуло от саднящего кашля. Да что ж за болезнь-то такая⁈
Опираясь рукой о стену, я прошёл до угла, свернул и увидел коренастого мужика, точившего на пне то ли длинную косу, то ли снятый с рукоятки изогнутый клинок.
— А, барин! — весело окликнул он меня, заметив. — Подходите! Что, вышли растрясти гнилые косточки? Хе-хе… Дело хорошее. Что, не прилетел к вам дракон сегодня?
— Не прилетел, — ответил я и, подойдя поближе, сел на хлипкий перевёрнутый вверх дном ящик. — Не видать мне академии, как собственных рого… ушей.
Мужик покивал, соглашаясь.
— Это всё папаша ваш воду мутит, — проговорил он осуждающе. — Не в обиду ему будет сказано. Вы знаете, барин, я за вашего батюшку и в огонь, и в воду, и в землю. Но зря он на вас это взвалил. Давно уж не прилетали к Распутиным драконы. С чего бы к вам-то вдруг прилететь? Вы вот лучше того, придержите конец этот. Не порежьтесь только. Дар кровь останавливать у вас не остался — смогли князья Юсуповы и его отобрать у вашего рода, чтоб они все сгорели в своём замке вместе с детьми и слугами! Так что лучше аккуратность соблюдать. Вы и так вон, как одуванчик, качаетесь. Того гляди — ветром подхватит и унесёт.
И совет, и хулу на Юсуповых, которые, очевидно, и были врагами рода Распутиных, наложившими на них родовое проклятье, мужик произнёс ровным тоном, как скороговорку. Видать, поносить князей давно вошло у него в привычку, и он уже не вкладывал в свои присказки никаких эмоций.
Я держал конец косы, пока мой собеседник её правил. Вдруг со стороны чёрного хода раздался окрик Аглаи:
— Пахомыч! Ты же это делаешь, стервец старый⁈ Барина к работе припряг! Сам не справишься, что ли, бесстыжие твои глаза⁈
Мужичок всполошился, спрятал косу за пень и вскочил, развернувшись к приближавшейся старухе.
— Ну, что ты, что ты⁈ — попытался он её утихомирить. — Ярослав Игоревич просто погулять отправились да мимо шли. Ну, и завели со мной разговор. Вот я им сесть и предложил. В ногах-то правды нет. А барин, сама знаешь, не марафонец.
— Да как ты смеешь такое говорить! — взвилась Аглая, видимо, припомнив собственный недавний промах. — Вот я тебе покажу, подлец!