Делать это было опасно.
И тем не менее известный риск был всё-таки лучше, чем неизвестность.
Если ничего не сделать, туман найдёт себе другой выход. Ещё мой предшественник писал, что остановить его на самом деле невозможно. Мы — рыбы, которые сражаются против моря. Единственный способ победить — стать морем. Я пока не мог этого сделать, а потому данный вариант представлялся мне единственным рабочим.
После этого я сделал ещё несколько наставлений общего характера. Первый жрец меня выслушал и почтительно кивнул. Девочка, которая всё это время делала серьёзное личико, тоже.
Поговорили мы и о природе моего протеже, Золотых крыльев. Я не сильно волновался за человечество именно потому, что оставлял их на попечительство настоящего бога, который теперь, после моей последней эволюции, должен был сделаться ещё сильнее.
На протяжении своего визита я между делом корректировал характер Крыльев — правил легенды и переписывал ритуалы. Поскольку именно вера определяла силу и нрав божества, мне нужно было произвести на людей определённое впечатление. Именно поэтому я читал свои высокопарные речи и активно мелькал на публике.
Мои прежние опыты показались, что сделать Золотые крылья «всесильными» я не мог. Собственно, все мои заявление про золотой век человеческой расы и молочные реки в итоге оказались лишь наполовину правдивы. Вернее сказать, они «стали» наполовину правдивы.
Почему? Хороший вопрос. Моя теория состояла в том, что мне просто не хватало туманности. Стабильностью этого мира была ещё слишком высокой, чтобы вера могла менять его фундаментальные принципы. Именно поэтому, чтобы сделать Золотые крылья более деятельными, мне следовало сосредоточиться только на определённых качествах чешуйчатого бога.
Это было полезно как для человечества, так и для меня.
…Наверное.
— На этом всё. А теперь возвращайтесь и ждите, ибо уже на рассвете Золотые крылья вернуться и засияют ярче, чем когда-либо раньше…
С этими словами я заставил свои чешуйки вспыхнуть золотистым светом.
Первый жрец затрепетал и свалился на колени.
Девочка — тоже.
Старик уже собирался возвращаться и манил за собой ребёнка, когда Тама, поднявшись, снова поклонялись и сказала:
— Эм… спасибо.
Потом развернулась и побежала по тонкому, как скатерть, снегу за старцем, оставляя маленькие чёрные следы.
Я помотал головой и оставил дракона.
36
Я помотал головой и оставил дракона.
После этого я пронаблюдал за ним некоторое время из тумана, — новоявленная стабилизация позволяла мне видеть его довольно отчётливо, — и наконец сосредоточился на пальце и вернулся в пещеру.
Сразу по возвращению я почувствовал лёгкий холод. По мере сгущения моей туманности, окружающий мир становился всё более явственным и материальным. Интересно, что произойдёт, когда мы совершенно сравняемся? А после? Может реальность сделаться ещё более реальной, чем есть на самом деле?
Размышляя об этом, я вернулся через туннель в дом на берегу.
По старой привычке я немедленно посмотрел на корабль — но последний не сдвинулся с места. Впрочем, в данный момент я и так уже видел его и мерцание на верхней палубе во всех подробностях.
Тогда я направился в кабинет моего предшественника и снова открыл дневник.
Что ж, пора узнать, что за страшное, невероятное, немыслимое откровение он всё это время для меня готовил.
Я пролистал до последней читабельной страницы и там…
— Хм?
Опять…