— Ульвар Черное Копье мертв. — Гудред приблизился к решетке. — Теперь я служу…
— Конечно, Беспалый, — усмехнулась старуха. — Твоя спина уже давно должна была скрючиться подобно моей — так часто ты кланялся новым хозяевам. Но разве ты забыл, что они со мной сделали⁈
Когда старуха скинула с головы капюшон, Гудред отшатнулся — хоть и не раз уже видел обезображенное лицо, обрамленное грязными поседевшими волосами. Всю его верхнюю часть покрывали шрамы, а на месте глаз зияли уродливые провалы. Каленое железо всегда оставляет такие следы — и Гудред помнил, как это случилось, будто это было вчера.
Старуха не издала ни звука. Не стонала, не кричала и не молила о Ульвара пощаде. Только ругалась — уже потом, когда все закончилась. Ругалась так, как не ругаются даже закаленные в боях воины. Сам Локи — мастер острого слова — наверняка услышал ее из Небесных Чертогов и позавидовал.
— Разве я виноват в этом? — Гудред опустил голову. — Ты сама разгневала конунга.
— Я лишь сказала правду — и боги слышали меня, — усмехнулась старуха. — Ты был там — и не защитил меня, Гудред Беспалый. А теперь приходишь ко мне. Зачем?
— Ты знаешь, зачем. Ты лишилась зрения, но твой внутренний взор видит то, чему еще только суждено случиться. Люди называют тебя провидицей.
— Это так, ярл Гудред. — Старуха обнажила в улыбке крепкие желтоватые зубы. — Конунгу Ульвару было угодно выжечь мне глаза, — но даже слепой я вижу многое куда лучше зрячих.
— Так скажи мне! — Гудред встал прямо у разделявшей их с провидицей решеткой. — Открой мне будущее, и я верну свободу, которой ты так дорожила. Скажи, одолеет ли конунг Сивый своих врагов? Разделю ли я хоть крупицу той власти, которой…
— Свободу? — Провидица рассмеялась Гудреду в лицо. — К чему мне свобода, Беспалый, если я не смогу даже подняться по лестнице, с которой меня сбросили? В этих землях у меня нет друзей, что позаботились бы о слепой старухе. Много ли мне осталось до того дня, когда меня позовет к себе Владычица Хель?
— На то воля богов, — проворчал Гудред. — Но если ты будешь упорствовать — я отправлю тебя к ней хоть сейчас!
— Ты угрожаешь мне, Беспалый? Видимо, ты утратил и честь, и разум, если желаешь испачкать свой меч кровью старух, а не воинов. Но я не боюсь смерти — для меня она будет лишь избавлением от того, на что ты меня обрек.
Гудред выругался себе под нос. Старая карга оказалась куда крепче, чем он думал, а ее упрямству позавидовали бы даже бараны из гор Барекстада. Но если приказать не давать ей пищи…