Гораздо интереснее было то, что, говоря о высшей знати, Хель использовала слово «мы». Особого сюрприза в этом не было — стоило лишь раз увидеть, с каким достоинством она порой держалась с гвардейцами, чтобы раз и навсегда записать её как минимум в принцессы. Да и команды им она раздавала с такой властностью, что Кристине и самой хотелось вытянуться по струнке и отдать честь. Правда, уже в следующую секунду Хель могла впасть в ступор и с упоением разглядывать, как ветер качает траву или как прогорают дрова в костре. Ей вообще нравилось наблюдать — благодаря их связи, Кристина могла говорить об этом со всей уверенностью.
— Это всё хорошо, — сказала Кристина вечером следующего дня, когда информация немного уложилась в голове. — Но как мне себя вести? Аристократов у меня в роду нет, да даже если бы и были, то здесь это, наверное, не считается. Какие вообще права у людей, которым посчастливилось свалиться в ваш мир с неба?
Хель привычно стояла на часах у самой границы между светом костра и вечерними сумерками. Она ответила не сразу, будто оценивала, достоин ли этот вопрос того, чтобы ради него отвлечься от созерцания быстро сгущающейся над равнинами темноты.
— Ты чужестранка. Но если ты сумеешь подтвердить положение, которое занимала дома, то сможешь рассчитывать на определённое уважение.
— То есть, прав у меня никаких, — хмыкнула Кристина, подкладывая в костёр пару больших веток. — Ну, похоже, мы с тобой теперь в одной лодке.
Девушка не удержалась от улыбки, глядя на то, как голова Хель медленно клонится к самому плечу — по всей видимости, это должно было обозначать крайнюю степень удивления, граничащую с шоком.
— Я не хотела тебя обидеть, но сама посуди, ты ведь… ну… в общем, ты — это ты. А какие права у рахов?
— Никаких, — ответила Хель недрогнувшим голосом.
— Вот видишь, — развела руками Кристина. — Вот и получается, что мы теперь товарищи по несчастью. Жалко, конечно, что ты не помнишь, из какой ты семьи — может быть, тебя бы кто-нибудь узнал.
Вместо ответа Хель только покачала головой и без каких-либо объяснений медленно растворилась в воздухе.
* * *
Сухо потрескивало дерево в огне, прохладный ночной ветер осторожно приглаживал высокую траву, в небе промелькнула юркая ночная птица. Живые существа, зачем-то вновь расположившиеся на земле в свете пламени, замерли без движения. Через некоторое время окружающая темнота ожила и забурлила, и к стоянке потянулись сразу несколько дюжин низкорослых созданий с тусклыми угольками глаз и крупными головами. Теперь наступало их время — она ослабела, и больше не могла скрывать живых. Пока только двоих — но только пока.
Вперёд пошли самые бесполезные — и самые голодные, те, кому доставались лишь крохи от той силы, которую серым удавалось получить от мелких животных и неуклюжих нелетающих птиц. Короткими суетливыми перебежками духи приблизились на полсотни шагов. Припали к земли прислушиваясь к тишине, — ничего. Медленно поднялись на колени и, придерживая головы, поползли вперёд — так, чтобы ни на миг не высовываться из травы. Первый живой лежал совсем рядом, всего в нескольких сотнях шагов, а её — её нигде не было! Огоньки запылали ещё ярче, словно кто-то раздул голодные угольки в глубине их тёмных глаз.
Один из серых набрался смелости и бросился вперёд, — и тут же голова его разорвалась, как перезрелый плод, а тело, смятое и изуродованное сильными ударами, отлетело в сторону. Темнота заполнилась тоненьким писком дюжин испуганных глоток; духи бросились врассыпную, но невидимая сила подбросила сразу несколько из них в воздух и безжалостно разорвала их тщедушные тела на части. Один из серых запутался в коротких лапах, не удержал равновесие и зарылся головой в землю — что-то сразу же ухватило его за конечность и потащило назад, невзирая ни на вопли, ни на тщетные попытки зацепиться за что-нибудь когтями. Как только серый оказался на всеобщем обозрении в круге огня, невидимый противник распластал его по земле и быстрыми ударами разделал на несколько частей.
Обман!
В бессильной злобе серые духи рвали траву когтями, скрипели зубами и беспрестанно покачивали тяжелыми головами — но на открытой местности у них не было ни единого шанса запутать или обмануть жадную и ненасытную тьму, отделяющую духов от столь желанной добычи.
Постепенно ночь снова погрузилась в гнетущую тишину, нарушаемую лишь мерным потрескиваем огня. Всё, что осталось от духов, посмевших переступить незримую границу — лишь несколько тусклых сгустков энергии. Пару мгновений спустя они, словно гонимые ветром, медленно поплыли в сторону; подхваченные невидимой воронкой, они навсегда растворились в темноте. А следом за ними медленно, будто издеваясь, скрылись и переливающиеся силой, манящие тела живых существ.
* * *
На четвёртый день отряд вышел на укатанную грунтовую дорогу. Идти сразу же стало гораздо легче и удобнее, и путешествие уже можно было с натяжкой называть комфортным. Тёмный и мрачный лес, всё это время будто бы провожавший путников долгим хмурым взглядом, остался позади, и всё чаще впереди мелькали невысокие, поросшие редкими деревьями холмы. Совсем скоро вдоль дороги зашумела быстрая речушка, а чуть позже они с дорогой заплясали в замысловатом танце, то почти подбираясь вплотную, то разбегаясь порознь и петляя друг вокруг друга. Вид переливающейся и искрящейся на солнце воды заставил Кристину с сожалением поглядывать на шагающих впереди гвардейцев — если бы не они, она бы давно забралась в воду и не вылезала бы оттуда до самого вечера.