Я надеялась до того самого момента, когда не подъехала к их дому. Оставаясь в элекаре, я смотрела на дом и выискивала те мелочи, которые могут выдать охотников. Но с домом было все в порядке. Аккуратные дорожки с мелким песком без грубых следов. На карликовых мимозах вдоль дорожки распушены все листики. Плотно закрытые жалюзи на окнах. Плотно сомкнутая дверь. Тишина. И только когда я совсем уж собралась выйти и мой взгляд упал на песчаную косу в конце улицы, я поняла, что опоздала.
Оба катера валялись на песке и песок под ними был черным. Я видела голову Ястребинки с длинными золотистыми волосами. Они были как ковыль на ощупь, а теперь слиплись в одну черную веревку. Одну только голову, без тела. Дэнделайон лежал рядом. Я узнала его по плетеному браслету из белых шерстяных ниток на правом предплечье. Брат всегда носил белую одежду, но теперь она была буро-черной. А браслет так и остался белым. Брат никогда не носил оберегающих медальонов, говорил, что против топора и пули ни один медальон не поможет. Словно знал…
Я смотрела на них и понимала, что то, что с ними сделали, сделали уже давно, несколько часов назад. Что можно даже выйти, потому что скорее всего убийцы отправились в мой дом. И где-то на краю сознания билась мысль, что это был не один охотник и не два. Это я не умею драться. А брат с сестрой умели, убивать не мог ни один из нас, но они умели защищаться и отражать атаки охотников… Если бы на каждого из них приходилось по три охотника, то брат с сестрой могли бы вырваться и сбежать. Но они лежат здесь. Это значит, что началась облава. И единственное, что я должна сейчас сделать, это бежать.
Глава 3. Дорога
Узкая песчаная дорога почти не петляла. По обеим сторонам росли высокие краснокожие сосны, все одинаково ровные, стройные, без сучков и кривых веток. Небо стремительно теряло краски. Оставалось не так уж много времени до заката, но сумерки и темнота были мне на руку. Я прожила в этом мире достаточно долго, чтобы хорошо слышать и понимать происходящее. Любой искусственный свет, включая костер, я почувствую задолго до того, как стану видна. А охотники, я надеюсь, еще не успели мутировать настолько, чтобы видеть в темноте. Во всяком случае, во время моей последней… то есть предпоследней встречи с ними, они все так же ненавидели искусственные мутации и поэтому не обладали ни инфракрасным зрением, ни зачатками морфирования, ни интразвуком… Словом, ни одним из тех свойств, которые сделали бы наше истребление вопросом времени. Кроме одного — охотники нас чувствовали. Не так, как акулы плывут на запах свежей крови, и не так, как волки чуют верную добычу по запаху адреналина. И даже не так, как иногда предчувствуют неприятность или опасность люди, останавливаясь за минуту до катастрофы.
Нет, это чувство не имело ничего общество с обонянием, осязанием и даже интуицией. Это чувство возникало, когда они видели нас. Вот что было главное — не дать себя увидеть, не позволить им оказаться рядом. Их чувство к нам было сильным, как любовь, и таким же страстным. Поэтому охотников нельзя было ни подкупить, ни переманить на свою сторону, ни убедить в их неправоте.
Я поняла, что плачу, когда вместо дороги начала видеть туман. Пришлось остановиться, вытереть слезы и успокоиться. План, заученный и вбитый в сознание, требовал выполнения. И как бы мне ни хотелось вернуться в город, войти в свой дом и встретить там свою смерть, я направлялась в убежище.
Убежище — самое безопасное место на краю мира. Если воспринимать мир не с географической точки зрения, то можно увидеть места, где он заканчивается. Или, вернее, куда не дотягиваются его законы природы. И если продолжать двигаться в том же направлении (насколько применимо слово «направление» при отрицании географии), то можно попасть под влияние других законов природы… в другой мир. Узкий перешеек, почти нейтральная территория, где находятся в равновесии силы и законы обоих миров, мы выбираем в качестве убежища. Там нас сложно найти, даже находясь рядом с нами. Там можно быть в безопасности. Потому что охотники не умеют искать такие места. Говорят, увлекшись погоней, охотники могут следовать за жертвой даже из мира в мир. Но для этого они должны видеть жертву. Я надеялась, что никогда не узнаю, насколько правдивы эти слухи.