Она нервно обернулась — постель альфы была пуста. Куда делся Ларс, неизвестно, он мог напасть в любую секунду. На раздумья не осталось времени, Диана рванула к окну и, распахнув створку, сиганула на улицу. Уже в полёте вспомнила, что падать высоко, попыталась замедлить себя, цепляясь за водоотводы, но только ободрала руки. При приземлении сгруппировалась, но всё равно ушиблась так сильно, что замерла на асфальте, переводя дыхание и пытаясь восстановиться. Боль сбивала мысли, сосредоточиться не получалось, она несколько раз попыталась подняться, но со стоном снова падала. Кажется, что-то сломала…
Где-то в стороне раздались голоса, над головой зажёгся свет, и, превозмогая боль, она бросилась по улице прочь. Прихрамывая, прижимала рукой ноющее бедро и, лишь отбежав на пару кварталов, перевела дух.
Ларс знал.
Подозревал её, понимал, что Диану подослали, и не доверял ни на грамм. Может, даже сам прислал видео Юргену, подставляя её под удар. От этих мыслей было душно и гадко и вместе с тем хотелось смеяться над своей провальной попыткой соблазнить другого вожака. Если бы не связь, Диана, возможно, действовала умнее и осторожнее, но расслабилась, поддалась аромату и решила, что и Ларс будет подчинён этим чарам. А в итоге только разрушила ту крошечную симпатию, что, несомненно, Ларс к ней испытывал.
Хотелось выть от обиды, хотелось прийти с повинной головой и извиниться. И просить помощи — спасти, избавить от Юргена, выручить и добровольно отдать документы… Диана истерично рассмеялась, пугая уличных котов и спящих голубей. Ларс не наивный человечек, не поддастся на слёзы и мольбы, а самолично отведёт домой, отдавая Юргену на растерзание. А вот что с ней сделает муж, даже думать не хотелось. Диану передёрнуло от мысли, как взбесится Юрген из-за очередной измены и провального плана.
Безнадёжное и безрадостное будущее могло ждать уже завтра.
Диана опустилась на четыре лапы и потрусила к окраине города, стараясь не выходить на освещённые улицы и не попасть на городские камеры. За два года она неплохо изучила их расположение, и хорошо знала дорогу. Выбравшись в спальные районы, побежала уже смелее, а вскоре и вовсе спряталась в густых зарослях, начинающихся за городом лесных посадок. Боль в ногах отошла на второй план, она дала волю своему зверю, отпустила с короткого поводка, на котором держала так долго, что, кажется, забыла, как хорошо мчаться прочь от вони города, от ненавистного брака и обязательств, которые она сама взвалила на свои хрупкие плечи.
Дыхание сбивалось, ночь слепила мелькающими в стороне огнями и яркими запахами приближающегося лета. Трава цеплялась за шерсть, когти вспарывали землю, ветки хлестали по морде мягкими касаниями. Ласково, дружелюбно. Лес гудел, зовя за собой, прочь от шума дорог и улиц, прочь от боли невыполнимых амбиций и разрушенных наивных желаний, куда-то, где её ждала свобода и запах цветущих кипарисов.
Она бежала так долго, что кажется, домчалась до Альп.
Лапы подгибались от усталости, когда над лесными кронами стало подниматься солнце. Волчица упала на траву, уткнулась носом в землю и обречённо заскулила. Волчица тоже знала, что не может уйти, сбежать и бросить всё. Там, в городе, осталась половинка её души.
***
Проснулась она от вибрации телефона. Дёрнулась и тут же застонала от боли в каждой мышце. Удивлённо осмотрелась, не сразу сообразив, где находится — чуть в стороне шумело шоссе, над головой тяжёлое пасмурное небо и густые кроны лип. К щеке прилипли листочки недотроги. Она превратилась во сне в человека — и даже не заметила.
Во всём виновата дурацкая настойка! Волчица не держалась в ней без контроля, и стоило отрубиться, как вернулся человеческий облик, и Диана в мокрой одежде промёрзла до костей и, несомненно, простыла. Горло казалось вспорото наждачкой, мышцы ломило, а из носа текло.
Диана дрожащей рукой взяла телефон, на экране горело имя Юргена, и хотелось отбросить аппарат от себя подальше, откинуть как ядовитую змею, но, подавив эти желания, она ответила на вызов:
— Слушаю. — Даже говорить было больно, Диана чуть слышно закашлялась.
— Где пропадаешь, шлюшка? — Голос вожака казался на удивление довольным. — Смотрю, хорошо обработал Брауна своей задницей, раз он явился на поклон.