— Идите куда угодно, — отмахивается Валентин Петрович, тут же теряя интерес и отворачиваясь. Лишь напоследок бросает: — Только чтобы по школе не слонялись!
Из спортивного зала они выходят под скрип кроссовок и стук мяча. А стоит прикрыть дверь, отделяющую зал от ведущего к раздевалкам коридора, как Костя прилепляется к стене и двигается уже по ней.
— Просто пить и спать, да? — едко замечает Макар, когда они, покинув спортзал, поднимаются по пустой лестнице на этаж выше. Попытка забрать свои вещи из раздевалки провалилась, так что Костя идёт налегке, правда даже в этом случае налегает на перила так, что те протестующе поскрипывают. — Ты как?
— Зашибись, — совершенно честно отзывается брат, вываливаясь с лестницы на этаж и улыбаясь.
— Оно и видно.
Здесь, как и внизу, у поста охраны, пусто. Из-за дверей кабинетов доносятся голоса, где-то звучит музыка, обрываясь вопросительным: «Да?». Одна из дальних ламп под потолком недовольно жужжит, подкармливая зачатки головной боли.
— Школа-призрак, — хихикает рядом Костя. — Никого нет, тусклый свет и голоса из ниоткуда, — поясняет он, передёргивая плечами, когда Макар оборачивается, и гораздо тише добавляет: — Может, не пойдём?
— Расскажу матери, что ты не обедаешь в школе, — как можно более равнодушно припечатывает Макар, отворачиваясь. Даже тусклые лампы начинают раздражать, так что он на мгновение прикрывает глаза. Ровно до возмущённого:
— Да обедаю я! — заканчивающегося внезапным кашлем. Макар оборачивается к брату, как раз когда тот снова тянется к шее.
Щлепок по руке оказывается неожиданным для них обоих. А потом Макар, подступив ближе, оттягивает ворот, куда так настойчиво лез брат, чтобы посмотреть что там, и одновременно с этим возвращается к разговору:
— Но она не знает этого. Зато ругаться будет и допытываться, на что ты тогда тратишь деньги.
— Ну, ты и…
— Сам такой, — парирует Макар, не дожидаясь пока брат закончит возмущаться.
Чужая кожа под пальцами колется, хотя здесь не должны расти волосы. Не та часть тела. Да и волос не видно. Только какие-то пупырышки, словно начинающиеся прыщи или «гусиная кожа» от холода. Но и то и другое должно ощущаться совершенно иначе.
Хлопнув брата по плечу, Макар шутит, чтобы не пугать того раньше времени:
— Тебя ёжики недавно не кусали?
— Ёжики?
Пожав плечами, Макар засовывает руки в карманы, прежде чем продолжить путь. Поясняет через пару шагов:
— Ты колешься, колючки видно лезут. А оборотни, как я слышал, через укус свои силы передают. Будешь человеком-ежом. Топать ночью, как стадо слонов, пить молоко вместо завтрака.
Макар и сам не знает, зачем продолжает и откуда это лезет. Просто нервничает больше обычного и несёт всякую чушь, за которую ему позже, вероятно, будет стыдно.
— Ирина Сергеевна, можно к вам? — пройдясь костяшками по двери, заглядывает в медкабинет Макар.
Макар наблюдает за тем, как Костя разувается, сминая задники кроссовок, а потом уходит в комнату в одних носках. Обувь так и остаётся сиротливо лежать посреди коридора. Убрать бы, но Макара хватает лишь на то, чтобы пнуть чужие кроссовки поближе к стене и, также варварски сняв свои, пристроить рядом. Куртка отправляется на ближайший свободный крючок и Макар, собравшийся было шагнуть вслед за братом, приваливается спиной к ближайшей стене, пережидая внезапную слабость.
Дорога от школы до дома не такая уж и долгая, но даже этого хватило, чтобы лишить его последних сил.