Чудовище пожирало младенца, и никто в этом мире не заступится, никто не поможет, никто, кроме Марины. А она больше не хочет быть жертвой! А ведь совсем недавно и она не знала, не видела, не подозревала. Прошла бы мимо этой чёртовой площадки и… Но она видит это. Видит! И да, она пообещала не вмешиваться, но у всего есть предел!
Злость мешала продумать действия. Адреналин кипел в крови. Марина перепрыгнула невысокий кованный заборчик вокруг площадки и побежала к монстру, на ходу вытаскивая из сумочки газовый баллончик. Где-то на задворках сознания пискнул внутренний голос: «Не делай этого! Будут последствия!» Но плевать она хотела на этот трусливый голосок, на последствия, на данное Семёну обещание. Существуют вещи, которые нельзя допускать ни при каких обстоятельствах. Допустишь — и будешь проклинать себя до конца жизни.
— А ну вали отсюда, мразина! — прошипела она, после чего пустила в ход баллончик.
Струя газа врезалась в лицо монстра. Он отшатнулся, захрипел. Щупальце с огромной скоростью втянулось в глотку. Тут же заорал ребёнок в коляске, пискляво затявкала болонка, над площадкой, оглашая пространство пронзительным граем, взлетела стая ворон.
— Вы видели, видели⁈ — возмущённо завопила старушка.
Да, все всё видели, взоры людей были устремлены на Марину и парня. И никто, разумеется, не понимал, какого лешего эта дамочка на него напала. Стоял себе в сторонке, никому не мешал.
А Марина уже не могла остановиться, ярость вытеснила все мысли, кроме одной: «Наказать ублюдка! Наказать, наказать!..» Так же, как она наказывала того наркомана в своих снах. От газа першило в горле, слезились глаза, сердце бешено колотилось. Почти не соображая, что делает, Марина откинула баллончик, вцепилась в монстра, потянув за куртку. Он оскалился, зашипел, сверкая налитыми кровью буркалами. Под его серой кожей точно причудливые черви шевелились и пульсировали тёмные вены. Марина вцепилась ему в волосы, пожалела, что ногти слишком короткие — хотелось в клочья разодрать этой твари морду.
— Я тебя вижу, сволочь! — зарычала Марина и ударила кулаком в челюсть — неумело, но со всей силы. — Я! Тебя! Вижу! — ещё удар, и ещё…
— Отстань от мальчика! — голосила старушка. — Вызовите полицию, полицию!
Ребёнок в коляске орал всё громче, мамаша тщетно пыталась его успокоить. Дети на горке сидели, открыв рты, для них всё происходящее было интереснейшим представлением, о котором они потом долго будут судачить.
Монстр вёл себя совершенно апатично, лишь шипел и скалился. Похоже, прервав связь с ребёнком, он потерялся во времени и пространстве, как бывает с людьми, резко пробудившимися от тяжёлого горячечного сна. Марина била его, а он даже не пытался защищаться.
Ему на помощь пришла старушка. С красным от праведного гнева лицом, она шустро оббежала заборчик и ткнула Марину зонтом в спину.
— Отстань от мальчика!
Болонка, будто вторя хозяйке, заливалась лаем. Один из пацанят на горке захохотал, к нему присоединились остальные дети. У них в руках показались мобильные телефоны — начали снимать. А ребёнок в коляске продолжал реветь, сводя с ума свою мамочку.
Монстр опомнился, задрожал, оттолкнул Марину и рванул прочь — бежал как-то странно, вприпрыжку, словно плохо владея своим телом.
Боевая старушка опять ткнула зонтом.
— Хватит! — заорала Марина, сжав кулаки до боли в костяшках.
Старушка отпрянула. Болонка взвизгнула и прижалась к заборчику, поджав хвост. Марина исподлобья окинула взглядом площадку. Она сейчас ненавидела всех этих людей за то, что они не знают, не видят, не подозревают. И эта старушка, и дети на горке, и мамаша. Они все слепые!
— Полиция уже едет! — старушка погрозила пальцем. — В тюрьму тебя, заразу, посадят! Это надо же чего учудила? На мальчика ни за что, ни про что напала! Все это видели! Все! — она напыжилась и чихнула — в воздухе ещё витали остатки газа.
Марина тряхнула головой. Злость сошла на нет и стыдно вдруг стало за ненависть ко всем этим людям. Нет их вины в том, что они «слепые». Это благо — не видеть, не знать. Благо, которого она сама теперь лишена.