А потом он сидел на ступеньках крыльца. Поглядел на небо и сказал:
— Дело было вечером, делать было нечего.
Встал и скрылся в доме. Оделся поплоше, в чем на люди показаться стыдно, но, не таясь, отправился по улице Мичурина к лестничке у шестнадцатиэтажки. Огляделся и зашел в таксофонную будку с выбитыми стеклами. Здесь пару лет назад произошло сражение, потрясшее всю округу — козел напал на бабку, бабка оборонялась от козла в будке, а тот бил стекла рогами.
Миша только не знал, с какой бабкой это случилось. Не с бабой Дашей. Та живет почти через улицу от Гнутовых, у нее тоже козы и даже корова мычит. К ней ездят покупать козье молоко, пожалуй, со всего Киева.
В будке Миша бросил монетку в телефон и позвонил по случайному номеру. Ответила какая-то тетенька:
— Алло.
— Вы продаете унитаз? — басом спросил Миша.
— Нет… Какой унитаз?
— Ну я прочитал ваше объявление в газете.
— Мы не давали никакого объявления.
— Тогда послушай это! — Миша запердел губами, а потом с хохотом бросил трубку.
Внизу бетонной лестнички высажены чернобрывцы. Вьющийся клематис ползет по днищу ступенек. А надо всем нависает светлый бок шестнадцатиэтажки, в мелкой светлой плитке. Самый высокий дом по Бастионному переулку, ну, кроме наверное Дома Художников. Тот, кажется, вообще попирает небо и тычет верхними этажами, где мастерские художников да скульпторов, в сами тучи. Из туч проистекает вдохновение и питает мужей и жен искусства.
Но то дальше, Дом Художников Мишей еще не освоен, и вот почему — там живет сумасшедшая, она бросает из окна или с чердака кошек и пакеты с говном, перевязанные шпагатом. Он ее видел несколько раз — белобрысая женщина лет тридцати пяти.
А вот шестнадцатиэтажку и гостинки по переулку Миша знает как свои пять пальцев. Он лазает по мусоропроводам. Спускается. Третий этаж — самое большее. С четвертого этажа уже как-то стремно сорваться. Хотя внизу мусор, обычно мягкий. Но всё равно.
На лифте или по лестнице Миша поднимается на нужный этаж, отворяет люк мусоропровода, и осторожно, задом, залезает в его темное стальное жерло. Упираясь спиной и руками-ногами в противоположные стенки, Миша потихоньку передвигается, передвигается. Он смотрит только наверх. Если там вдруг появится свет, это значит, что выше открыли люк и сейчас скинут мусор. Тогда Миша орет — что орет, сам не знает, главное громко. Надо же предупредить людей. Обычно после этого люк сразу закрывается, но никто не беспокоится, что человек в мусоропроводе. Просто мусор вынесут позже.
После лазания по мусоропроводам Миша воровал газеты из почтовых ящиков. Газеты ему были нужны, чтобы подзаработать. Он вырезал из газет картинки и наклеивал их на картон, делая «калажи», которые потом рассылал в редакции газет. «Предлагаю вам мой новый калаж», — писал Миша в сопроводительном письме, «Можете иллюстрировать им какую-нибудь статью или даже разместить на первой полосе, для привлечения внимания к вашему изданию».
Но из редакций не отвечали. Миша терялся в догадках — то ли его послания не доходили и надо было распутывать клубок злоумышлений со стороны работников почты, то ли просто его уровень был слишком высок, а их, газетчиков, низок, им бы чего попроще.
Для «калажей» требовалось много газет, журналов и притом разных. Покупать у Миши денег особо не было, но и воровать нагло он не смел. Он брал только накопившуюся в ящиках прессу. Человек долго не вынимает, значит в отъезде или ему просто не надо. Мише нужнее.