«Сын»
Только один человек в целом свете может сказать это НАСТОЛЬКО собственническим тоном.
— Папа?..
Я не знал, где нахожусь. Но в этом месте было темно, холодно и действительно тесно — моя голова в сидячем положении упиралась в потолок.
— Ты же… Тебя же… — при каждом слове я подскакивал от избытка чувств, стукался макушкой и никак не мог закончить мысль.
— Я думал, ты догадаешься.
— О том, что головой о камень — это больно?
— О том, что я жив.
— Да в этом я и не сомневался, — морщась, я принялся растирать конечности — замёрз, как собака. Так и чувствовал твёрдые синие пупырки на коже. Брр. — Недавно я даже начал подозревать, что исчезновение — твоих собственных рук дело. Ну в смысле: не того калибра ты человек, чтобы вот так взять, и позволить похитить себя из собственной спальни.
— Недавно?
— По мере поступления информации, — подтянув ноги к груди, я кое-как умостился на заднице и шмыгнул носом. Ничего, слава Люциферу, не сломано, зато простуду подхвачу — как здрасьте. — Словечко там, шепоток здесь… Бабуля вот добавила соли в борьщик. Ну в смысле, не княгиня Златка. Другая.
— Леди Шторм. Я понял.
И вновь этот снисходительный тон…
— Пап, можно спросить?
— Смотря о чём.
— Сколько тебе лет?
В ответ я услышал негромкий и довольно приятный смех.
— Лучше тебе не знать, сын. Скажу — не поверишь. Или подумаешь, что столько не живут.
— Знаешь, действительность последних месяцев настолько расширила мои горизонты, что я верю уже буквально во всё. Ну, разве что, в существование говорящих хомяков — вряд ли.
И тут, на голом бедре, я почувствовал острые коготки.
Заорав, я попытался вскочить — мало ли, кто там ползает, а у меня всё хозяйство на улице…
И конечно же, так расшиб голову, что из глаз полетели искры.
— Уй…
— На твоём месте я бы двигался менее энергично, — посоветовал отцовский голос. — Я уже говорил: здесь довольно тесно.
— Но кто-то на меня…
В следующий миг моё лицо облизал холодный влажный язык.
— Гермиона! Ангел мой, как ты здесь оказалась?..
Нащупав в темноте ящерку, я прижал её к сердцу. Гермиона извивалась и пищала, как счастливый щенок, дрыгая всеми конечностями сразу.
Несколько минут мы с василиском бурно выражали любовь и радость от встречи.
И вдруг, в процессе ласк, я заметил, что Гермиона начинает светиться. Её шкурка наливалась ровным золотым светом, в котором я смог разглядеть тесную, вырытую в земле келью, а совсем рядом — своего отца, короля Зиновия.
По прошлому визиту в Лимб я запомнил его холодным, царственным, очень далёким и чужим, в дорогущем костюме, с унизанными перстнями пальцами и золотыми браслетами на запястьях.
Честно говоря сейчас, если бы мы встретились на улице, я бы прошел мимо.
Видавшая виды, вытертая на сгибах кожаная куртка, старые джинсы, разношенные и явно удобные ботинки… Не слишком ухоженными волосами и недельной щетиной он походил на пожилого хиппи. Или… контрабандиста?
— Ты что, всё это время следил за мной, скрываясь на яхте Захарии?
Отец улыбнулся.
— Всегда нравилось, как быстро ты соображаешь.
Я дёрнул плечом.
Сей вывод сделать не так уж и сложно: как только мне в голову впрыгнуло слово «контрабандист», всё остальное уложилось в короткую цепочку умозаключений. Прямая связь, так сказать.