— Уж и не знаю, право, чего сей молодой человек ждал в ответ? — выдавил неловкий смешок Манфред, обращаясь к карлику. — Небось, какой-нибудь ерунды. Чего-то вроде строчки из песенки для буйной молодежи, ну там… «Передайте миру, что новый порядок уже здесь». Ерунда же, согласись? — чародей скользнул насмешливым взглядом по буйной молодежи. — Небось, еще думал, что ему вынесут посылку секретного и очень важного содержания. Ну, например, с могучим артефактом древности. Кольцом власти, шапкой-невидимкой, всеубивающей мотыгой… Или талисманом возврата, а лучше тремя… Ты побледнел, — отметил Манфред, рассматривая мальчишку, — но отчего же? Ведь я ничего не знаю. Откуда мне знать, что, не добившись желаемого, молодой человек смутился, растерялся, неловко извинился, спешно распрощался и ушел. Откуда мне знать, что сразу по возвращении он и все его пятеро друзей, остановившиеся в гостинице «Айзенкройц», спешно собрались съехать, хоть и заплатили за двое суток вперед. Я не знаю, по какой причине с ними вдруг захотели побеседовать крысоловы, а молодые люди почему-то не захотели общаться с ними, но почему-то заговорили опасные чары. А вот что случилось дальше… — Манфред сделал выразительную паузу, навалившись на трость. Юный террорист нервно передернул плечами. — А вот об этом напишут в завтрашних газетах. В мельчайших подробностях. Кстати, газетчики обычно тоже ничего не знают, но это не мешает им ведать 
Террорист неуютно поерзал на стуле.
— Осталось только выяснить, почему ты здесь, — проговорил чародей, заложив руки с тростью за спину. — Ведь тебя здесь быть не должно.
Мальчишка непонимающе уставился на него. Манфред усмехнулся.
— Когда ты и твои друзья планировали поездку в Вильсбург, вас предупреждали, что есть риск оказаться в не самом приятном месте и пообщаться с не самыми приятными людьми… как я, только еще хуже, напрочь лишенными моего прекрасного чувства юмора и учтивой обходительности, — скромно произнес Манфред. — Риск этот был минимален, но все же был, и вы приняли меры предосторожности: взяли капсулы с быстродействующим ядом или дали клятву оставить последний заряд талисмана для себя, героически наброситься на нож… проглотить слишком большой кусок штруделя, в общем, ваш брат изобретателен по части суицида. Конечно, неприятные люди могут даже мертвых разговорить, но вызов некромантов — это такая бумажная волокита, — брезгливо поморщился Манфред, — а шайки буйных вольных частенько берут заложников, чтобы выразить свое несогласие с политикой Ложи по распространению талисманов среди гражданского населения. Еще чаще с ними не церемонятся и вырезают под корень, ведь главное, чтобы потери среди заложников не превышали установленную Кодексом норму в половину от изначального числа. И вот, когда подлые наймиты Ложи ворвались в «Айзенкройц», ты и твои друзья — так и вижу это — с бравым криком «Да здравствует революция!» раскусили по заветной капсуле. Или набросились на штрудель. Ты, кстати, — Манфред подозрительно прищурился, — тоже набросился, но, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, что-то пошло не так. Штрудель пришелся не по вкусу?
Мальчишка тяжело, прерывисто вздохнул.
— Я не шмог… не ушпел… — тоскливо прошепелявил он. — Ваши пшы шкрутили меня раньше, шем…
— Не шмог, не ушпел, — передразнил его чародей, — а может, просто не захотел. Какая уже разница, молодой человек? — пожал плечами он и указал тростью на вход, перекрытый Адисой. — Вот-вот в эту дверь войдут дознаватели Комитета Равновесия. Они, кстати, тоже не станут тебя пытать и допрашивать, а просто упакуют и отвезут в свой комитет, где займутся тобой в уютной обстановке, без спешки и злости и вытащат из тебя все то, что я уже не знаю и что еще не знаю.
— Я не боюш шмерти! — заявил мальчишка дрогнувшим голосом. — Шмерть…