— Стало быть, решено! — объявил барон Эркриге. — Дуэль состоится! Здесь и сейчас! До тех пор, пока один из противников не запросит пощады и не сможет продолжать бой…
— До тех пор, — перебил его Пауль, — пока один из противников не свалится замертво!
Толпа привычно вздохнула от потрясения и прекратила перешептываться. Один из слуг едва не опрокинул поднос из-за дамы, слишком энергично взмахнувшей пухлой ручкой.
— Ха-ха! — от души рассмеялся Манфред в наступившей тишине и резко успокоился, покорно склонив голову. — Дорогой племянник, признаю свое поражение.
Пауль растерянно уставился на дядю. Шпага в руке младшего магистра едва заметно дрогнула.
— Я вот-вот свалюсь замертво, — пояснил Манфред и для наглядности закачался, подогнув колени. — От смеха.
— Я не шутил, дорогой дядя, — холодно процедил Пауль.
— Именно поэтому ваша шутка смешнее вдвойне, — серьезно заметил примо антистес. — Но давайте сперва выясним, что по этому поводу думает госпожа консилиатор.
Манфред обернулся на толпу гостей и словно впервые увидел в ней Фридевигу фон Хаупен, окруженную старшими магистрами Собрания. Сестра стояла, сложив расслабленные руки на животе, и не демонстрировала ничего, кроме безграничного ледяного равнодушия. Пожалуй, только брат приблизительно представлял себе границы ее бешенства.
— Госпожа консилиатор, что вы думаете по этому поводу? — беззаботно поинтересовался он.
— Я думаю, вам обоим место в Турме, магистры, — строго ответила она. — Но поскольку нет никакого иного способа прекратить начатое вами… дуэль продлится до первой крови.
Пауль метнул на мать яростный взгляд и крепко сжал эфес шпаги.
— Значит, решено, — Манфред развел руки и поклонился. — Или у вас есть какие-то возражения, дорогой племянник?
— Нет, — выдавил из себя Пауль, — дорогой дядя.
— Кхм, — откашлялся полковник. — Дуэль продлится до первой крови. Это будет достаточным, чтобы одна из сторон получила сатисфакцию!
— Одной из сторон для сатисфакции достаточно было бы вагины, — вполголоса пробормотал Манфред.
Фредерик Кальтшталь расслышал и многозначительно усмехнулся.
— Не уродуй его слишком сильно, — посоветовал он, наклонившись к уху примо антистеса. — Твоя сестра не простит, если ты попортишь личико ее любимого сына.
— Моя сестра не простила мне, что я в детстве подлил ей чернила в кофе, — закатил глаза Манфред. — Как будто мне есть что терять!